Глава 3.
     
      У нас была ровно одна неделя до приезда Стива и Дженни была полна решимости полностью перечеркнуть 18 лет мужского развития за 7 дней. Это просто жесть! Единственным утешением было то, что когда Стив уедет, это все закончится и, как я надеялся, Дженни станет гораздо счастливее. И все благодаря мне!
     
      Первый день моей «подготовки» был посвящен чтению и перечитыванию переписки Дженни со Стивом. Я был вынужден слушать все эти бессмысленные лекции о Стиве, о его семье, о том, что он любит и ненавидит, о его школе и т.д. Мне было невыносимо тяжело выслушивать все эти тупости, но Дженни хотела, чтобы я был хорошо подкован. Она опасалась, что Стив будет говорить со мной с учетом всего предшествовавшего виртуального общения, а я не буду понимать, о чем он.
Меня еще очень взбесило то, что, как я узнал, она рассказывала ему много всего личного, что обычно доверяют только самым близким. Много чего такого, о чем она не рассказывала даже мне. Я, конечно, знал, что молоденькие девушки бывают откровеннее со своими бой‒френдами, чем с родными, но все равно... Обычно парни не любят когда их сестра ходит на свидания лишь в школьном возрасте, но не в студенческом.
      Письма Стива меня также несколько беспокоили: он постоянно писал о том, как он «жаждет» Дженни, как он ее «вожделеет» и как он «хочет держать ее в своих руках». Похоже, Дженни его сильно возбуждала, а значит, возбуждать его буду и я, в день нашей с ним встречи. Дженни меня уверяла, что их отношения основаны на нечто большем, чем просто физиологические желания, но что‒то я в этом сомневался. Стив летел на свидание через полстраны, и я не уверен, что он бы удовлетворился простой прогулкой без поцелуев. Мне придется все время быть начеку.
Дженни была очень строгим учителем. Я думал, что она просто покажет как пользоваться помадой и подводкой для глаз, и этого будет достаточно. Как оказалось ‒ недостаточно. Дженни заявила, что хотя я и выгляжу «как надо», она хочет быть уверена, что и вести себя я буду «как надо».
     
      Первым делом шли уроки правильной походки и умения держать правильную осанку. Пошатываясь на высоких каблуках, я ходил взад и вперед по комнате, и это, казалось, продолжалось часами. Джон уже несколько дней не появлялся дома. Я не знал, куда он пропал, но полагал, что он появится к началу занятий. Во всяком случае, у нас с Дженни была спокойная обстановка, которая нам и требовалась для наших «уроков».
      ‒ Дейл, перестань сутулиться! Грудь вперед, голову повыше! Ну вот честное слово, ты ходишь как пещерный человек. Походка от бедра, за один раз выставляешь вперед одно бедро. Вот, уже лучше, молодец, хороший мальчик. Или, правильнее будет сказать девочка? И не парься насчет каблуков, ты научишься на них ходить, вот увидишь. Мне тоже это не сразу давалось.
      Затем уроки макияжа и правильного ухода за волосами. Пока Дженни готовила меня к свиданию, она хотела убедиться в том, что, в случае чего, я и сам смогу поправить свою прическу и макияж. Хотя мои ногти были коротковаты, и вряд ли бы отросли достаточно за неделю, она умудрилась сделать мне шикарный маникюр и содержать их в таком идеальном состоянии, которого мои ногти никогда не знали. Очень скоро, я таки научился основам макияжа и уже вполне мог бы сделать его самостоятельно.
      Вот голос мой представлял серьезную проблему. Да, я не звучал как Джеймс Эрл Джонс [Прим. переводчика: известный актер, с очень сильным, мужественным голосом], но и фальцетом не отличался. Дженни не сдавалась. Она предложила мне говорить, как‒бы зевая и с шепотом одновременно. Я, конечно, звучал глупо (по крайней мере, мне так казалось), но, все‒таки, смогу кое‒как имитировать нечто вроде женского голоса, по крайней мере, непродолжительное время.
      Самым сложным оказались уроки правильного поведения. В самом деле, было так просто забыть о том, что на предстоящем свидании нельзя ковыряться в зубах, сидеть с широко расставленными ногами или ходить в мужской туалет. Она повторяла мне снова и снова, что я не должен излучать агрессии, что я должен позволить парню принимать все решения и оставаться пассивной. Это уязвляло мое мужское самолюбие и эту подчиненность я ненавидел больше всего. Но, с другой стороны, теперь я стал чуточку лучше понимать женщин и на какие жертвы им приходится идти. Я дал себе клятву, что когда в следующий раз приглашу девушку на свидание, то обязательно сделаю ей массу комплиментов – ее одежде, платью, прическе – всему тому, над чем ей пришлось упорно работать в процессе подготовки к свиданию!
      И вот, настал последний день нашей «подготовки». На следующий день прилетает Стив и я должен быть во всеоружии. Дженни нервно перебирала наряд за нарядом, заставляя меня примерять все подряд, пытаясь подобрать то, что, как она думала, должно понравиться Стиву. Она так переживала, что можно было подумать, что это она собирается на свидание, а не я! Хотя, если подумать, это действительно было скорее ее свидание; уж я то точно не ожидал получить большого удовольствия.
Когда она, наконец, закончила с выбором наряда, она обратилась ко мне:
      ‒ Дейл, это, мы же с тобой договорились, что я скажу Стиву, ну... что не будет никаких поцелуев, верно?
      ‒ Правильно. И я надеюсь, что ты это ему так и сказала: четко и ясно.
      ‒ Так вот... Послушай, Дейл, эм... я тут подумала... Стив собирается пролететь сотни миль, чтобы увидеть меня. Я ему уже столько месяцев твердила, как он сильно мне нравится, и я опасаюсь, что он может усомниться в моих чувствах, если я откажу ему в паре поцелуев...
      ‒ Нет!!!
      ‒ Только один маленький поцелуй, уже в самом конце, когда будете прощаться. Просто коснешься его губ своими, никакого языка. Неужели это так сложно?
      ‒ У нас был уговор, Дженни. Ни за что на свете!
      ‒ Эх... Ну, ты бы мог хотя бы держаться с ним за руку?
      Мне это все уже порядком стало надоедать. «Почему бы мне вообще не забить на все это и не остаться завтра дома? Вот это было бы круто, на кой мне этот гемор?» ‒ такая мысль пронеслась в моей голове в тот момент.
      ‒ Дейл, ты не справедлив.
      ‒ Нет, это ты не справедлива – огрызнулся я в ответ. – Много ли ты знаешь парней, которые идут на ТАКОЕ ради своих сестер? А я тебе отвечу: никто на такое не пойдет! Я даже сам себе удивляюсь, но я сказал что сделаю, а я свое слово держу. Но не дави на меня, иначе тебе придется идти самой.
      Дженни одевала меня молча. Сначала, я натянул чулки. Когда я надевал их впервые, я порвал их трех местах. Теперь же, благодаря тренировке Дженни, я мог натянуть чулки или колготки даже с накладными ногтями. Далее шла маленькая черная юбка, которую подобрала Дженни. Погода в те дни стояла не по сезону теплая, и юбка была подобрана до неприличия короткая; она едва доходила до моих колен! Эта плиссированная юбочка застегивалась сзади, поэтому мне пришлось повозиться – я привык, когда молния спереди.
      Далее, я надел блузку. Эта была пышная белая блузка с довольно таки глубоким вырезом. Она была очень тесной и, поэтому, холмики на «моей груди» довольно явственно просвечивали. И наконец, сверху я надел черный шелковый жилет. Ну, знаете, такая типа накидка без рукавов, оставлявшая мои плечи открытыми. Застегивался этот жилет спереди, только на «неправильную» сторону (пуговицы располагались слева).
      Надел на ноги маленькие черные туфли‒лодочки, в которых, тем не менее, я еще чувствовал себя не устойчиво из‒за высоких каблуков. Серебряный браслет на запястье, ожерелье и клипсы, а также черная кожаная дамская сумочка завершали мое перевоплощение.
      ‒ Ну – спросил я мрачно, ‒ как я выгляжу?
      ‒ Сам посмотри – печально улыбаясь, ответила Дженни.
      Я взгляну в зеркало. Благодаря недельной тренировке и умелому макияжу, я даже еще больше стал походить на Дженни. Настолько, что я бы вполне мог сойти за ее близняшку‒близнеца. Боже, ну почему я не родился очень высоким? Или очень мускулистым? Или с более грубыми чертами лица? Или более волосатым? Но нет, я был невысокий худенький паренек, и нельзя было отрицать мое поразительное сходство с сестрой.
      ‒ Дейл, как ты думаешь, чтобы сделала мама, если бы увидела тебя?
      ‒ О, я точно знаю, что бы она сделала: она бы придралась к макияжу и переделала его на свой лад и отправила меня на конкурс «Юная мисс Америка» (среди девочек‒тинейджеров).
      Я сам же усмехнулся над своей скромной шуткой, но Дженни молча глядела на меня, и в ее взгляде читалось сильное волнение.
      ‒ Дейл, пообещай мне кое‒что. Я не жду от тебя, что ты поцелуешь Стива, думаю это было бы уже наглостью с моей стороны просить о таком. Но не будь забитой и несчастной девушкой на своем свидании! Пожалуйста – будь порадостней. Изобрази влюбленность девушки. Веди себя со Стивом так, будто он тот мужчина, за которого ты собираешься выйти замуж. Именно так я себя чувствую, Дейл, и постарайся это чувство передать и ему. Пожалуйста, ради меня. Сама я, как видишь, пока не могу. Всего лишь один день в своей жизни, побудь милой очаровашкой, влюбленной в своего парня. Для тебя это всего лишь игра, а для меня – вся жизнь на кону. ПОЖАЛУЙСТА.
      И я кивнул в ответ, не зная, что еще можно сказать в такой ситуации.
     
      На следующий день я сидел за рулем автомобиля Дженни, и ехал в аэропорт. «Расслабься» ‒ говорил я себе, «будь радостным и счастливым. Приятно проводи время. Это все ради Дженни. Ты просто хочешь сделать ее счастливой. Стив уедет уже через 23 с половиной часа.
      Я узнал Стива раньше, чем он меня. Он выглядел в точности как на своей фотке: брюнет, с недельной щетиной на лице, голубые глаза, высокий. Думаю, его можно было бы назвать симпатичным. Я сделал глубокий вдох и громко его позвал.
«Дженни!!!» ‒ прокричал он на весь терминал. Он бросился ко мне и, не успел я сориентироваться, как он тут же меня крепко обнял, прижав к себе. Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не уклоняться от его объятий; парень проделал длинный путь, чтобы встретиться с девушкой, на простое объятие он наверно имеет право. Я все время повторял себе, что для Стива я Дженни, и поэтому старался вести себя естественно, так, как она бы вела себя с ним.
      Я сказал Стиву как «счастлива», что он приехал, пытаясь звучать как можно более искренне. Стив протянул мне букет из роз. Я улыбнулся, думая как обрадуется Дженни, когда я передам этот букет ей.
      ‒ Спасибо!
      ‒ Пустяки. Ну, чем займемся?
      Я предложил для начала чего‒нибудь перекусить, и мы поехали в один небольшой милый ресторанчик неподалеку от аэропорта. Очень милое местечко и не очень дорогое. Мы расположились за столиком у стены и начали разговаривать. Вернее, это Стив стал говорить, говорить, говорить. Мне не хотелось портить свое мнение о нем с самого начала, но он и в самом деле показался мне каким‒то уж слишком самодовольным и напыщенным типом. Весь разговор по большей части крутился вокруг него. Это несколько облегчало мне жизнь, так как мне не было нужды много говорить о себе или волноваться за свой голос, чтобы он звучал достаточно женственно. Однако же, я заскучал. Я следил за его речью с помощью настенных часов позади него. Его рекорд – 23 минуты говорил без умолку, не давая мне вставить ни слова.
      Наконец, я предложил отправиться куда‒нибудь еще.
      ‒ Совершенно с тобой согласен – ответил Стив и, не успел я понять, что он делает, как он схватил мою ладонь. Мне потребовалось собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы не отдернуть руку. Он смотрел мне прямо в глаза:
      ‒ Почему бы нам не уйти отсюда в какое‒нибудь более интимное и спокойное место, где мы могли бы быть поближе друг к другу.
      Оппаньки! Я знал, на что он намекает.
      ‒ Совершенно с тобой согласна – ответил я, пытаясь звучать спокойно, ‒ пошли в кино!
      Стив выглядел разочарованно, это было очевидно. Но Дженни сказала, что никаких поцелуев, значит, ему придется с этим смириться. Но было еще что‒то в моей голове, что никак не давало мне покоя. Такое, знаете, давящее неприятное чувство, что ты забыл сделать что‒то. Что‒то очень‒очень важное. Когда мы сели в машину, я, наконец, вспомнил что именно.
      ‒ О мой Бог, Стив, я забыла зарегистрироваться на свои курсы!
      И это было правдой. Во всей этой суматохе, в которой прошла подготовка к этому свиданию‒фарсу, я совсем забыл, что шла последняя неделя для регистрации! Сегодня, в пятницу, был последний день для регистрации. Если я не пройду регистрацию сегодня, то я и вовсе не смогу зарегистрироваться. Тогда я не смогу приступить к занятиям, по крайней мере, пока кто‒то не отчислится, чего могло и не произойти. Это было бы мое академическое самоубийство и на учебе можно было бы ставить жирный крест! Я объяснил ситуацию Стиву, говоря, что именно из‒за моего волнения от его предстоящего приезда я совсем забыла об этой регистрации.
К моему большому удивлению, Стив казался невероятно обиженным. Регистрация должна была занять у меня от силы полчаса, но он вел себя так, будто я намеренно его оскорблял. Ну что же я мог поделать? Ничего, подождет, ничего с ним не случиться.
Войдя в здание, где проходила регистрация студентов, я страшно нервничал. Мог ли я пройти регистрацию в такой одежде? Времени отправиться домой, чтобы переодеться не было, да и что мне было делать со Стивом? Заставить его ждать меня несколько часов? Что же было делать? Тут я подумал: Дейл ведь может быть и женским именем. Сейчас я просто запишусь в таком виде, а через пару дней приду и скажу, что, дескать, они в моей анкете в поле «Пол» ошибочно вписали «Ж», вместо «М». Проблем вроде возникнуть не должно.
      Секретарь приемной комиссии, выкуривающий сигарету за сигаретой, вписал мое имя в списки, не особо глядя на меня. У него, видимо, выдался нелегкий день, и все о чем он думал – это поскорее свалить домой. О, черт! Я совсем забыл! Они ведь еще должны сделать мое фото для моего студенческого удостоверения, прямо здесь и сейчас. Я запаниковал. Но тут вспомнил, как Джон рассказывал, что можно заменить свой студак всего за 5 баксов. Я всего лишь скажу, что потерял свой студенческий и попрошу мне его заменить, уже с моей нормальной фоткой.
     
[Прим. переводчика: Дейл, вообще‒то, мужское имя, но, видимо, может быть и женским. Очевидно, оплата обучения поступила на счет "Дейл Симпсон", так что, при регистрации на курсы, сонный секретарь комиссии сверился со списком учащихся, где было имя "Дейл Симпсон", а пол вписал тот, что видел перед собой. Вообще, американское высшее образование имеет множество нюансов, которые в двух словах не рассказать, так что, остается только довериться автору (кстати, автор ‒ один из лучших на fictionmania, автор бессмертного Presto Chango)]
     
      Когда все бумаги были подписаны и фотографии сделаны, я вышел из здания, уже готовый продолжить «свое свидание». Стив, завидев меня выходящим из здания, приветливо улыбнулся: «Ну что, все сделал?». Черт возьми, да что же Дженни нашла в этом парне? Должно быть, он был очень мил в виртуальном общении. Или, быть может, я судил его слишком строго? Наверно, я бы любого мужчину считал недостойным своей сестры.
      Мы купили билеты в кинотеатр недалеко от кампуса. Я то сам был не прочь пойти на «Месть мастера Кун‒фу», но сообразил, что этот выбор был совершенно противоестественен для Дженни. Вместо этого, я настоял на просмотре какого‒то иностранного фильма, который мне показался более соответствующим увлечениям Дженни. Стив, похоже, этот выбор не очень понравился, но, по крайней мере, я был не один, кому придется смотреть то, что ему совсем неинтересно.
Мы сели рядом друг с другом, свет уже выключили. Фильм оказался на удивление хорош: он повествовал о солдате времен Первой Мировой Войны, жена которого ушла от него за день до его отправки на фронт. Видимо, я настолько увлекся, что даже не заметил как Стив успел обнять меня одной рукой.
      Это была очень напряженная ситуация для меня: он уже начинал заходить слишком далеко. Еще бы – он уже поглаживал своей рукой мои плечо и предплечье! Что же мне было делать в такой ситуации? Если бы я пожимал плечами, чтобы согнать его руку, то он бы подумал что не нравится мне (ну, точнее Дженни, конечно). Какой же был тогда смысл мне идти на всю эту авантюру ради Дженни, только для того чтобы под конец все испортить? К тому же, это было всего лишь дружеское полуобьятие, успокаивал я себя. Я тоже так приобнимал всех девушек, с которыми встречался. И тут до меня дошла пренеприятная мысль: а сколько девушек, которых я также приобнимал в свое время, не желали этого объятия?
      Я попытался вновь погрузиться в происходящее на экране, хотя это было не так то и просто. Как можно абстрагироваться в ситуации, когда тебя обнимает большая мужская рука, хозяин которой, вероятнее всего думает лишь о том, как уложить тебя в постель! Я лишь упорно твердил себе, что надо держаться, что надо выстоять, ведь скоро все это закончится.
      Но вот, случилось то, чего я более всего боялся. Во время сцены, где раненный солдат целует медсестру в полевом госпитале, я увидел голову Стива, приближающуюся ко мне. Я вскочил как раз перед тем как его губы должны были коснуться моих.
      ‒ Что случилось, куда ты? – спросил Стив, и чувствовалось, что он шокирован моим поведением.
      ‒ В сорт.. ээ.. в дамскую комнату – промямлил я кое‒как и пулей выскочил из зала.
      Не забыв, что нельзя путать «М» и «Ж», я вбежал в женский туалет. Это было единственное место, где я мог отдохнуть от Стива и собраться с мыслями. Этот туалет был на удивление чист, чего нельзя было сказать о мужском – никаких надписей на стенах, никакого мусора на полу – любо дорого смотреть. Как раз в это время фильм закончился, и скоро туалет был полон женщин – кто пользовался кабинками, кто‒то поправлял макияж, кто‒то сплетничал о том о сем – и никто не обращал внимания на меня. Чтобы не стоять как истукан, я тоже вытащил свою помаду и начал подкрашивать губы.
      Мои мысли вертелись вокруг одного – Стив нарушил «пакт о нецеловании»! Вот сволочь! Я должен был бы оставить его здесь одного, и пусть сам добирается до аэропорта. О, как же я был на него зол! Но потом я стал постепенно успокаиваться. В конце концов, он же не вытащил передо мной свой член, он просто отважился на поцелуй. И будь здесь Дженни, а не я, то она бы, несомненно, ответила бы взаимным поцелуем. А сколько раз я сам пытался поцеловать девушек, которых практически не знал (а ведь Стив с Дженни уже довольно давно знают друг друга, хоть и виртуально). Я с содроганием вспомнил, какого это было, когда пытаешься поцеловать девушку и получаешь отказ. Как это больно и неприятно! И теперь, я был на подобном свидании, но в уже в женской роли. Как же это унизительно, причем для нас обоих. Неужели я был вот таким же «Стивом» для всех девушек, с которыми ходил на свидания? Надеюсь что нет.
      Однако была насущная проблема в данный момент и в данном месте – Стив. Что мне следовало делать? Очевидно, я не мог с ним целоваться. Но что он будет думать? Мне не хотелось, чтобы он думал, будто не нравится Дженни.
И тут у меня созрел план. Мы пойдем прогуляться, и в процессе нашей прогулки, я буду рассказывать ему как он мне нравится, какой он милый, замечательный и все такое. Но при этом, мягко и тактично дам понять, что не могу целоваться на своем первом же свидании, но в наше второе свидание, и он может быть в этом уверен, я уже не буду столь стеснительной. Таким вот нехитрым способом, я дам ему понять, что он нравится Дженни, и он захочет вернуться опять. И в то же самое время, это убережет меня от необходимости целоваться с ним.
      Когда я вышел из туалета, фильм уже давно закончился, народ расходился, а Стив, с озадаченным видом, стоял в вестибюле в ожидании меня. Похоже, что мое предложение прогуляться его очень обрадовало; он повеселел и сразу же приободрился.
      Я повел его в парк, расположенный у здания отделения геологии – довольно уютное и уединенное место, где мы сели на скамейку.
      ‒ Стив, ты мне очень, очень нравишься – только и успел начать я, как он меня перебил.
      ‒ И ты мне нравишься – сказал он, и, резко схватив меня, поцеловал. Я пытался бороться, но он был гораздо сильнее меня. Я навсегда запомню все те ощущения, которые испытал в тот миг: его колючую щетину, его до боли крепкие объятия, слюнявые и болезненные прикосновения его губ. Он не собирался останавливаться, а я не мог с этим ничего поделать! Если бы я открыл рот, то он сразу же затолкнул свой язык мне в рот. Я был в ловушке!
      И тут мне в голову пришла идея. Я перестал бороться и как‒бы всосал свои губы в рот. Так я оставался сидеть как вкопанный, не двигаясь и не отвечая, полагая, что Стиву это скоро надоест. И не прогадал.
      Когда мои губы были вне опасности, я обрушился на Стива: «Мы же договаривались – никаких поцелуев на первом свидании! Ты же обещал!» ‒ кричал я на него.
      ‒ Не надо ля‒ля, Дженни! Ты что, и впрямь думаешь что я проделал весь этот путь ради «свидания без поцелуев»? Или только для поцелуев? Так что хватит строить из себя такую недотрогу!
      Я резко вскочил и прокричал ему, пытаясь, однако, сохранить женский голос, насколько это было возможно в моем состоянии:
      ‒ Стив, я сейчас отвезу тебя в твой отель. Надеюсь, ты извинишь меня, но завтра тебе придется ехать в аэропорт на такси.
      Стив посмотрел на меня разъяренными глазами и промычал:
      ‒ Да пошла ты, сука. Я лучше пройдусь пешком.
      И Стив стал быстро уходить прочь, оборачиваясь только чтобы прокричать мне: «Шлюха!».
     
      Я гнал домой на максимально допустимой скорости. Конечно, я знал, что день предстоит ужасный, но чтобы настолько... Боже, я до сих пор чувствовал слюни этого мудака у себя во рту! Мне придется выпить литры обжигающе горячего кофе, когда я вернусь, чтобы избавиться от этого ужасного ощущения.
      Но самое ужасное, чего я боялся более всего, так это то, что я скажу Дженни? Можно быть уверенным, что она не станет упрекать меня ни в чем, когда я расскажу ей какого именно мнения был о ней этот подонок; еще бы – приперся чтобы поиметь Дженни и послал ее, поняв, что ему ничего не обломится. Ублюдок! Но, все‒таки, ее сердце будет разбито. Вероятно, она уже подбирала имена для ее со Стивом детей – настолько она была уверена, что все ее мечты сбудутся, и она будет счастлива со Стивом. Как мне сказать своей сестре, что мужчина ее мечты, о котором она столько грезила, оказался полнейшим придурком? Она зайдет ко мне утром, чтобы забрать свою машину и узнать, наконец, чем все закончилось, а значит, мне нужно что‒то придумать к утру.
      Я вошел к себе, отсчитывая секунды, остававшиеся до того светлого мига, когда я наконец надену на себя нормальную мужскую одежду. К моему большому удивлению, Джон уже успел вернуться. Он лежал в отключке, завалившись под столиком и бережно обняв пустую бутылку из‒под водки: он напоминал ребенка, спавшего в обнимку с плюшевым медвежонком (правда, вместо медвежонка – бутылка водки...).
      ‒ Спи крепко, амиго – прошептал я, направляясь в свою комнату. Внезапно, я услышал голос позади меня, который заставил меня обернуться – это была Дженни.
      ‒ Дейл! – провизжала она прямо с порога. – Я не могла ждать. Рассказывай все во всех подробностях, каждую малейшую деталь!
      Она выглядела как ребенок накануне Рождества, в предвкушении подарков от Санты. Ох, как же мне хотелось рассказать ей о чудесном, романтическом вечере, который у «нее» только что был. Но она заслужила знать горькую правду.
     
      Я попросил ее присесть. Я рассказал ей все, абсолютно все, не замалчивая ничего. При этом, однако, я не пытался давать каких-либо моральных оценок. Ее первоначальное радостное возбуждение очень быстро улетучилось и, к концу моего рассказа, она сидела угрюмая, уткнувшись головой в свои ладони.
      ‒ Что же, он ничем не лучше чем все остальные; он просто хотел поиметь очередную милашку, просто потрахаться. Я для него ничего не значила, у него наверно целый гарем таких вот виртуальных поклонниц.
      Я хотел ее как то утешить, но не знал, что сказать в этой ситуации. Единственное, что я смог вымолвить – это нескладное «Сочувствую, Дженни».
Дженни посмотрела на меня и, к моему огромному облегчению, она не казалась разозленной, по крайней мере, она не сердилась на меня.
      ‒ Дейл, ты сделал больше чем можно было ожидать. Признаться, я даже удивлена, как долго ты терпел, прежде чем послать его. Спасибо тебе, мой любимый младший братик!
      ‒ Да ладно тебе, Дженни, это пустяки.
      ‒ Ничего себе «пустяки»! Думаю, это была наиглупейшая идея с моей стороны послать тебя вместо себя. Какая же я дура!
      И тут я пристально посмотрел на нее и решил высказать то, что было у меня на уме:
      ‒ Да, здесь ты права: очень глупо строить какие‒то хитроумные планы и многоходовые комбинации в вопросах личной жизни. Поверь мне, когда ты встретишь кого-то особенного, и я абсолютно уверен, что этот день настанет, ты сможешь с гордостью показать ему себя. Обещаю!
      У Дженни на глаза наворачивались слезы, но она пыталась улыбаться.
      ‒ Ты действительно так думаешь?
      ‒ Я не думаю, я знаю.
      Мы обнялись, и Дженни заплакала, да и у меня на глазах проступили слезы.
Наконец, мы немного успокоились и вновь разговорились.
      ‒ Ну, какого это – быть женщиной? Так уж плохо?
      ‒ О, Дженни, это было ужасно! Теперь я знаю, как выглядел в глазах девушек, с которыми ходил на свидания! Ой-ей-ей!
      ‒ Я сомневаюсь, что ты такой же отвратительный, как Стив – засмеялась Дженни – Ну, в любом случае, это все закончилось, и ты сможешь забыть обо всем этом навсегда.
      ‒ Ну, не совсем. Помнишь, я упомянул в рассказе, как должен был зарегистрироваться как лицо женского пола? Так что, мне еще придется исправить эту неприятность.
      Тут раздался глухой удар – это Джон попытался встать, ударившись о столик головой. Затем он, пошатываясь и держась за голову, стал ковылять по комнате, и при этом издавая тяжелый вой: видно, что предстоит тяжелое похмелье.
      ‒ Региса.. Зарегесто..курсы? Нет! Нет! Твой не можешь... Твои... Нет! – он был еще очень пьян и не мог и двух слов связать.
      ‒ Джон, что ты там, черт возьми, бормочешь?
      Джон хотел было мне ответить, но тут он резко схватился за живот и побежал в ванную. В следующие несколько минут мы с Дженни слушали прелестный концерт в исполнении желудка Джона, который рыгал в унитаз (надеюсь, что именно туда).
      ‒ Хм, я вроде не так уж сильно и напивался – промычал он, выходя из ванной и вытирая рот об рукав. Выглядел он уже чуть более трезво и вменяемо.
      ‒ Джон – спросил я, пытаясь сохранять спокойствие. – Что ты там говорил насчет курсов?
      Заваривая кофе, он стал мне объяснять. Я был первокурсник, совсем еще зеленый. Дженни была второкурсницей. А вот Джон – третьекурсник (ну, точнее второгодник, обучающийся на втором курсе). И он знал о колледже побольше нас с Дженни.
     
      Три года назад, в колледже разразился громкий скандал, из-за чего руководство получило такую взбучку от вышестоящих инстанций, что вряд ли скоро забудет. Недавние выпускники-отличники, практически в открытую решали тестовые задания и контрольные работы за состоятельных студентов, которые платили им за это деньги. Так, на курсах вместо таких вот богатеньких буратин часто присутствовали «друзья», которые делали за них все – контрольные, тесты, экзамены – все! В конце концов, все зашло так далеко, что каждый придурок, если у него были деньги, мог закончить колледж с отличием и похвальными грамотами, практически ни разу не побывав на занятиях!
      В академических кругах наш колледж стал считаться «насмешкой над высшим образованием». В ТВ-новостях радостно разоблачали таких вот «отличников». Если кто-то хотел получить реальное образование, то ему точно не следовало поступать сюда. Правительство штата было на волосок от идеи аннулировать нашу аккредитацию и, тем самым, перекрыть финансирование колледжа.
      В такой ситуации руководство колледжа решилось на отчаянные действия. Были приняты драконовские меры по устранению мошенничества. За любой проступок – незамедлительное отчисление. Каждый, кто решал тесты или контрольные за другого незамедлительно отчислялся. В качестве одной из мер контроля, было принято решение, что каждый студент должен показывать свой студенческий билет на первом же занятии преподавателю, чтобы он знал, кто как выглядит, и всякий раз на тестировании, при сдаче работ проверялось имя студента на экзаменационном листе и фото сдававшего. Если кто-то пытался использовать чужой студак, или заявиться на занятия тех курсов, на которых он не был зарегистрирован, то такой студент отстранялся от занятий на целый семестр, а в худшем случае – отчислялся. И при этом, тебе не возмещается плата за обучение, за которую тебе также предстоит отчитываться.
И руководство колледжа не делает в этих правилах исключения никому. Два года назад несколько лучших футбольных игроков – надежды нашей футбольной команды – заплатили девушкам-отличницам, выступавшим в группе поддержки, чтобы они сдали итоговые экзамены за них. Когда это вскрылось, все были отчислены. Впервые за 10 лет наш колледж мог выиграть кубок футбольной чаши благодаря этим игрокам, но руководство пошло на такую жертву. По крайней мере, власти штата были удовлетворены. Такими жесткими мерами, колледж сохранил свою аккредитацию и финансирование.
      И тут меня пронзил весь ужас моего положения. Я зарегистрировался как девушка. Неужели они могут подумать, что я сделал это чтобы жульничать на тестах и экзаменах? Чтобы какая-то девушка решала все за меня?
      ‒ Джон, ты что, в самом деле думаешь, что раз в моих документах всего в одном пункте, а именно о половой принадлежности, стоит «Ж», они могут меня выпереть из колледжа?
      Джон немного задумался.
      ‒ Ну, может никому не будет дела, никто и не заметит одной буковки «Ж». Главная твоя проблема это твое фото на студенческом.
      Я начал выходить из себя:
      ‒ Но ведь ты же сам мне рассказывал, что заменить утерянный студак ничего не стоит?!
      ‒ Да, заменить действительно ничего не стоит. Но твое фото, в электронном виде, хранится в компьютере. В случае замены, они просто используют его же. Они никогда не переснимают – слишком уж дорого.
      ‒ И что же теперь мне делать?! Получается, я застрял с женским документом?! Как же мне теперь ходить на занятия? Никто и никогда не поверит, что это мое фото! – Я тряс свои женским студенческим билетом, весь взбешенный. Я обернулся к Джону:
      ‒ Почему же ты не предупредил меня?!
      ‒ Вот только не надо на меня наезжать. Откуда я должен был знать, что ты пойдешь на регистрацию в таком виде? – он ухмыльнулся над моим внешним видом.
Только теперь я заметил, со смущением, что все еще упакован, как милая куколка. И что еще хуже, мои поддельные груди упирались прямо в грудь Джон. Я отшатнулся, весь красный от смущения.
      ‒ А ты разве не ходил на собрание первокурсников, где все подробно объяснялось, в том числе и про студенческие документы, и фотографии и т.п.?
      Я не ходил. Думал, что это бесполезный необязательный треп – всякие напутствия: «учитесь хорошо», «гордитесь» и т.д. Мне хотелось сорваться на Дженни, но какой в этом смысл? Да и в чем ее вина? Ведь это было моим делом – зарегистрироваться на занятия. Поэтому, я промолчал.
      ‒ Ну и, что же мне теперь делать? – спросил я в отчаянии.
Мы все трое обсуждали эту ситуацию довольно долго, и, в конце концов, пришли к следующим умозаключениям.
      1. Я не мог рисковать менять свой студенческий билет или просто использовать его как ни в чем не бывало. Если меня поймают, меня сразу же отчислят. И на моей учебе можно будет ставить крест. Сомневаюсь, чтобы руководство колледжа поверило, будто я «чисто случайно» сфотографировался в юбке.
      2. Я не мог отложить свои занятия на следующий год, когда я мог бы перерегистрироваться на новый курс уже в качестве себя. Я не знал, куда мне податься. Я уже заплатил арендную плату за жилье на 2 месяца вперед, а работать за копейки до следующего года мне не хотелось. Плюс ко всему, студенческий заем требовал погашения, в независимости от того, учусь я или нет.
      И вот, Дженни выступила с идеей, которую я, в конце концов, и был вынужден принять.
      ‒ Дейл, ‒ обратилась она ко мне, – насколько важно для тебя учиться именно в этом учебном заведении. Ну, я имею в виду, ты бы хотел учиться где-нибудь в другом месте?
      ‒ Конечно, с радостью бы свалил отсюда, но это не вариант. Если я брошу это заведение, мне не вернут большую часть внесенных средств за обучение. У меня будет недостаточно денег, чтобы поступить в какое-нибудь иное место.
      ‒ Да, я знаю, но что если ты переведешься в другой колледж в следующем году? Так как на первом курсе ты будешь проходить только базовые дисциплины, у тебя не должно возникнуть проблем с переводом и устройством в новом месте. Я не сомневаюсь, что ты будешь учиться хорошо, поэтому уверена, что у тебя будет достаточно высокий средний бал, чтобы тебя с радостью приняли в любом другом колледже.
      ‒ Да, согласен. Но это не решает главный вопрос – как мне выбраться из этой задницы с первым годом. Я связан по рукам и ногам этим женским студенческим билетом!
      ‒ Ну, если бы ты был девушкой.
      ‒ Но я же не... – тут до меня дошло, что она имела в виду.
      ‒ О нет! Даже не думай! Чтоб я сдох если пойду на занятия как телка! Ни за что!
      ‒ Дейл, разве есть другие варианты?
      Как я ни пытался думать, ничего другого в голову не шло.
      ‒ Но Дженни, я не могу ходить на занятия как девушка, а потом возвращаться домой и переодеваться обратно в парня! Рано или поздно, кто-нибудь обязательно заметит! Кампус маленький, все друг друга знают! Меня обязательно раскроют.
      ‒ Ну, ты бы мог быть девушкой постоянно, как говорят – фултайм.
      ‒ Быть девушкой постоянно, просто отлично! Да, да, жить как женщина целый чертов год! В самом деле, чего такого, подумаешь!
      ‒ Дейл, думаю, это единственный выход.
      Мне не хотелось более продолжать этот разговор, и я ушел в свою комнату, хлопнув дверью.
     
      Глава 4.
     
      Настал первый день занятий, и я, с волнением, сидел за партой на своей первой паре ‒ английский язык. Странно, отчего это я был в таком волнении? Может, оттого, что это был первый день моей учебы в колледже? Или, я волновался о том, смогу ли хорошо учиться? Или же потому, что я был одет как гребаная баба! Мой первый день студенческой жизни и я сижу в платье и на высоких каблуках. Я умолял Дженни одеть меня как можно проще, даже безобразно, но она настояла на том, чтобы разодеть меня как очень милую и привлекательную студентку‒первокурсницу. Мои волосы были собраны в хвостик, на лицо наложен макияж, а ногти накрашены (на этот раз уже мои собственные, отросшие ногти).
      Дженни составила для меня свод правил, который мне было необходимо неукоснительно соблюдать: забыть дорогу в спортзал – женщинам ни к чему мускулы, не клеиться к девушкам – женщины не встречаются с другими женщинами, не рыгать и не пить пиво. И, конечно, истинная леди не должна беситься у сцены, на которой выступает любимая рок‒группа, вместе с остальными фанатами!
      Но самым ужасным были мои взаимоотношения с «противоположным» полом, т.е., с парнями. Они флиртовали со мной! Они из кожи вон лезли, чтобы только поговорить со мной или пригласить на свидание, а уж если мне нужна была какая‒нибудь помощь, то все лезли помочь, лишь бы только я согласился на свидание!
      Боже, неужели они сами не понимают как очевидны их намерения? Хотя, с чего бы им даже задумываться? Моя мужская сущность протестовала всякий раз, когда парни пытались приударить за мной, а случалось это теперь практически ежедневно!
Я осмотрел аудиторию – в ней сидели 4 девушки, чья номера я бы был рад заиметь, при определенных обстоятельствах, конечно. Я грустно вздохнул, и тут, какой‒то парень сел рядом со мной и начал непринужденную беседу.
      ‒ Привет, как дела? – услышал я его голос.
      Это был накаченный спортсмен, довольно крупного телосложения. Он улыбался, пристально разглядывая меня. Господи, начинается! Я был не в настроении уже в который раз долго и упорно объяснять очередному Казанове, что бой‒френд мне не нужен. Поэтому тихо, но грубовато я промычал: «нормально» и отвернулся. Может, ему и будет неприятно, но мне то что? Он то, по крайней мере, сможет подкатить к другой девушке, а я нет. Я в очередной раз поправил складки на своем платье. Как же меня раздражало постоянно следить за своими ногами, чтобы держать их вместе! Как же меня это бесило!
      Когда пришел преподаватель, то первым делом он собрал наши удостоверения и внимательно их изучил. Те придурки, которые забыли их дома, были вынуждены идти за ними, т.о., отсутствовала почти вся группа! Да, с этим здесь действительно строго. Похоже, Джон был прав: я бы не смог посещать занятия с удостоверением с женским фото и выглядя при этом как мужчина.
      Занятие было интересным, но мне было все равно; я не рвался отвечать на вопросы и говорил только тогда, когда меня поднимали. Я старался отмалчиваться все время, быть как можно более тихим и незаметным. Так, из шумного задиристого пацана в старших классах школы я превратился в скромную студентку, и мне это совсем не нравилось.
     
      После занятия, милая симпатичная девушка, на которой была надета кофта с эмблемой женского клуба колледжа, подошла ко мне знакомиться:
      ‒ Привет – сказала она нежным голосом, в котором угадывался бостонский акцент – Я Стефани.
      ‒ Я Дейл.
      ‒ Хм, какое оригинальное имя. Мне нравится! На занятии ты выглядела как‒то взволновано, что‒то не так?
      Стефани была брюнеткой с короткой стрижкой, большими карими глазами и отличной фигурой. Я был просто восхищен ею.
      ‒ О, да ничего, все нормально. Просто я новенькая в этом огромном кампусе, все так непривычно...
      ‒ Ой, да тебе просто нужно завести друзей и подруг – с улыбкой ответила Стефани – Наш женский клуб устраивает смешанную (с парнями) вечеринку сегодня, почему бы тебе не пойти? Я бы заехала за тобой?
      Моя душа взмыла в небеса – такая шикарная девушка приглашает меня на вечеринку. Но тут же я вернулся на землю – она не звала меня на свидание, а просто старалась быть приветливой с тем, кого считала просто другой девушкой, такой же, как она сама. Если бы я оставался парнем, то вряд ли бы она меня даже заметила. Эх... Я оставил ей свой адрес и мы договрились встретиться.
      Дженни помогала мне готовиться к вечеринке. Она настояла на том, чтобы я надел одну из ее юбок, а наверх она хотела было напялить на меня что‒то элегантное, с декольте, но я убедил ее, что и простой кофты будет достаточно. Напоследок, она предупредила меня быть поосторожней с подвыпившими студентами из братства.
     
      Вскоре, в дверь позвонила Стефани. Она была очень удивлена, увидев Джона. Еще бы – у молоденькой девушки сосед – парень! По дороге я ее убедил, что мы с Джоном были просто старыми друзьями.
      ‒ Ну‒ну, только будь осторожна. У этих парней только одно на уме. Не удивляйся, если в один прекрасный день он подкатит к тебе с неприличными предложеняими.
      Я поблагодарил ее за заботу, хотя все‒же полагал, что уж Джон то будет держаться в рамках рядом со мной.
      Когда мы подъехали к женской общаге, вечеринка уже была в самом разгаре. Музыка играла на всю катушку, все танцевали, пили – вобщем, приятно проводили время. Как только мы вошли я сразу же понял, что, пожалуй, буду единственным, кто не получит удовольствия. Если бы я был одет как парень, то, несомненно, уже бы подкатил к какой‒нибудь красотке. А сейчас, я молча стою рядом со Стефани, и на уме одно единственное желание – чтобы все это поскорее кончилось. И то, что какой‒то крупный и накаченный парень, тоже из студенческого братства, стал со мной заигрывать, оптимизма мне не добавляло.
      Стефани меня познакомила со всеми. Там были такие ослепительно красивые девушки, подойти к которым, будучи парнем, я бы вряд ли решился. Ну а парни, выглядели так, будто знакомились с моей грудью, исходя из того, куда были устремлены их взгляды.
      ‒ Эй, Стефи, крошка!
      Мы обернулись и увидели парня, настолько нажравшегося, что Джон, по сравнению с ним, выглядел председателем клуба трезвенников. Вдрызг пьяный и не глядя на меня, он сразу навалился на Стефани, обнимая и похотливо разглядывая ее.
      ‒ Отвали, Хоуи – прокричала она ему, несмотря на громкую музыку – Я тебе уже сказала, что между нами все кончено!
      После этого, она демонстративно повернулась к нему спиной. Он пробовал что‒то сказать, но только и смог что блевануть на нее.
      ‒ Боже, какая мерзость! – чуть не со слезами, закричала она и побежала в ванную. Не раздумывая, я последовал за ней.
      В ванной больше никого не было и я сразу же закрыл за собой дверь и запер ее на замок. Когда я обернулся то обомлел: она уже сняла свою кофту и замачивала ее в раковине. А уж когда и ее лифчик последовал за кофтой, то я просто застыл на месте!
После школьного выпускного вечера в прошлом году, мне таки удалось заняться сексом с девушкой, с которой я в то время встречался. Это был мой единственный сексуальный опыт в жизни и, поэтому, вид обнаженного женского тела все еще был для меня чем‒то неизведанным и волнующим. Стефани стояла всего в трех футах от меня, а ее грудь была прямо передо мной!
      Она не могла сама рассмотреть свою спину, как бы не старалась смотреть через плечо, поэтому спросила меня:
      ‒ Эта сволочь мне и спину заблевала?
      ‒ Да – ответил я. Там действительно было немного, но совсем чуть‒чуть.
      ‒ Поможешь? – спросила она, передавая мне влажную тряпочку.
      И я стал протирать этой влажной тряпочкой ее обнаженную спину, плечи и шею. Я чувствовал, как растет напряжение между моих ног, несмотря на тот специальный бандаж, который должен был маскировать мой истинный пол. Я чувствовал усиливавшуюся эрекцию! Мне так хотелось заключиить ее в свои обьятия, целовать ее, говорить ей какая она красивая. Вместо это я просто вытирал ее.
Повесив свою кофту сушиться на перекладине (сдвинув, предварительно, занавеску), она начала рассказывать мне о своих отношениях с Хоуи. Я постарался сесть так, чтобы она не заметила как я (совершенно не в силах совладать с собой) пялюсь на ее прелестные груди; я сидел, уставившись в зеркало напротив, в которых все было видно как на ладони.
      Мне было немного совестно: Стефани рассказывала мне о всех своих жизненных трудностях, не осознавая, что я просто обычный парень, который больше внимания уделяет ее сиськам и затвердевшим соскам, чем рассказу.
      Ее разговор прервал мощный стук в дверь.
      ‒ Сейчас выходим! – сказала она.
      Но не успела она произнести, как дверь была буквально выломана. Я закрывал ее на замок, но он был старый и еле держался. Как я и подозревал, это был тот самый тошнотворный пьяница Хоуи.
      ‒ Пошел вон отсюда! – закричала Стефани, прикрывая свою грудь руками.
      Но Хоуи не слушал: он прижал ее к стене и стал целовать, и она не могла оттолкнуть его, не обнажив грудь.
      ‒ Оставь ее в покое! – прокричал я.
      ‒ Тебе лучше помолчать! – сказал он мне, бросив мимолетный взгляд на меня и снова принялся лапать Стефани, опустив свои лапы на ее попу.
      Это было самое настоящее изнасилование, кто бы что не говорил! Я должен был что‒то делать. Не задумываясь, я ударил его кулаком по затылку что было мочи и он, отшатнувшись, упал, сильно стукнувшись головой о раковину и сразу вырубился. Думаю, так просто отключить его удалось благодаря тому, что он нажрался как свинья. Слава алкоголю!
      Стефани была в таком состоянии, что просто не могла говорить. Я понимал, что нужно уводить ее отсюда. Так как ее вещи были еще слишком влажные, я сбегал за своей курткой, набросил ее ей на плечи, взял ее еще не высохшие вещи в одну руку, ее за другую и мы пошли к выходу.
      Когда мы уже дошли до ее машины, она уже более или менее пришла в себя. Когда она привезла меня к моему дому, то стала горячо благодарить меня за мой героизм.
      ‒ Ой, да ладно тебе, ничего особенного. Я лишь делала то, что любой бы сделал на моем месте. Пустяки.
      ‒ Ничего себе «пустяки»! Где ты научилась так драться?
      ‒ Ну, я брала уроки самообороны.
      ‒ Ну что же, пригодилось! Мужчины ведь такие сволочи! И зачем мы вообще с ними связываемся...
      Я чувствовал, что надо бы заступиться за свой пол:
      ‒ Ну, не все мужчины такие.
      ‒ Иногда кажется, что именно все! Ладно, спокойной ночи, Дейл – она поцеловала меня в щечку и уехала.
      Я вошел к себе, весь в раздумьях. Я только что спас девушку от насильника и все что я получил в награду – это речь о том какие все мужики сволочи. Боже, как же мне продержаться целый год без надежды на свидание?
     
      Зайдя в свою комнату, мне показалось, что я ошибся адресом – все выглядело иначе. Но комната точно моя, но при этом, все стало совсем иным.
Весь тот мужской беспорядок, который сопровождал меня сколько я себя помню куда‒то исчез. Все было аккуратно расставлено и прибрано. Но не это было самым странным.
      Все мои пожитки куда‒то исчезли. Вместо постеров на футбольную тематику и моделей в купальниках были картины с природой и всякими ангелочками. Грязные простыни на моей постели были заменены розовым постельным бельем, появились подушечки с оборками и даже плюшевый медвежонок. Появилась ваза с исскусственными цветами на моем, теперь чистом, письменном столе, а также всякие глупые безделушки на подоконнике. От моих прежних вещей не осталось и следа – исчезли мои кетчерские рукавицы [Прим. переводчика: в оригинале ‒ catcher ‒ специальные перчатки для игры в бейсбол (те самые, которыми ловят мяч)], мой бутафорский топор палача и моя курительная трубка. Занавески с цветочным рисунком теперь украшали мое окно, не знавшее ранее вообще никаких занавесок.
Я поспешил оглядеть свой шкаф. Вся моя одежда и клюшка (люблю хоккей) исчезли. Все что осталось так это несколько нарядов, которые я одалживал у Дженни. Выдвинув ящик для белья я обнаружил, что все мои трусы и прочее белье исчезло, а на его месте появилось несколько новых пар трусиков различных цветов. В шкафу лежал также новый набор для макияжа, женская бритва и коробочка с ватными тампонами.
Кто это все сотворил? Тут я заметил почтовую этикету на одном из журналов мод, которые мистическим образом заменили мои иллюстрированные журналы о спорте. Ну конечно же, Дженни!
      И как раз в этот самый момент она вошла в комнату.
      ‒ Ну, как тебе? Мне потребовалось много времени чтобы изменить твою комнату – она сказала это так радостно, будто я должен гордиться ее стараниями.
      ‒ Что я думаю?! А как по‒твоему, что я должен думать?! Где все мои вещи?
      ‒ Расслабься, я сдала все на склад, все будет в целости и сохранности.
      ‒ Расслабиться?! Ты мне говоришь расслабиться?! Какое ты имела право хозяйничать в моей комнате?! Моя комната стала единственным местом, где я мог бы быть самим собой, но ты и этого меня лишила! Она выглядит так, будто в ней живет женщина!
      ‒ Так в том то и дело, глупенький. Ты ведь очень общительный и компанейский, поэтому я и подумала, что новые друзья для тебя – лишь вопрос времени. Не уверена, что ты бы смог им внятно объяснить что у тебя делают изображения Кэти Айоленд [Kathy Ireland] на стене
или суспензорий, висящий на двери [Прим. переводчика: в оригинале ‒ jockstrap ‒ поддерживающая повязка для мошонки; используется для профилактики спортивной травмы, а также при воспалительном процессе и после операции]. Я права?
      ‒ Это еще не повод! А ты! – я вякнул на Джона, который как раз в этот момент зашел в комнату – Как ты мог просто стоять в сторонке, позволив ей все это вытворять?!
      ‒ Я взял себе за правило никогда не вмешиваться.
      ‒ Никогда не вмешиваться во что?
      ‒ Во все – идиотски улыбаясь, сказал Джон.
      ‒ Я хочу с тобой поговорить – рявкнул я злобно на Дженни – сейчас же!
      Мы сели на диване, в гостиной. Джон, хотя его никто и не приглашал, сел между нами. Он не проронил ни единого слова в последовавшей дискуссии, хотя слушал обоих, поворачивая при этом голову на 180 градусов от меня к Дженни и обратно, чтобы внимательно смотреть на говорившего.
      ‒ Дженни, с тех самых пор как начался этот маскарад, у тебя появились какие-то замашки босса, что мне совсем не нравится.
      ‒ Это потому, что ты ничегошеньки не знаешь о том, как быть женщиной, и тебе необходима моя помощь. Это для твоего же блага.
      ‒ Ага, спереть все мои вещи – это для моего же блага. Когда мне нужна будет твоя помощь – я сам о ней попрошу. А до тех пор, хватит решать все за меня. Я и сам прекрасно со всем могу справиться.
      ‒ Ага, ты прямо таки прекрасно со всем справляешься – с сарказмом в голосе, произнесла Дженни – Я позвонила подруге, которая была на той самой вечеринке. Кажется, одна «девушка» нокаутировала здоровенного увальня. Ничего не припоминаешь?
      ‒ Ну здорово, теперь ты следишь за каждым моим шагом, да?! Да, я стукнул его. Но секундочку: он пытался изнасиловать мою подругу! Мне следовало просто сидеть и наблюдать?
      ‒ Тебе следовало позвать на помощь. Кто-нибудь обязательно прибежал бы в ту же секунду.
      ‒ Не в этом дело. Если бы у тебя хватило храбрости самой встретиться со Стивом, то я не попал бы в эту дурацкую ситуацию!
      ‒ Эй, это не я была настолько тупой, чтобы затянуть регистрацию на курсы до последнего дня. Нет, определенно, тебе нужна моя помощь, ведь ты и в качестве парня был совершенно безответственен и безалаберен.
      ‒ Мне не нужна твоя помощь и я не особенно хочу тебя видеть рядом. Сказать по правде, я не уверен что вообще хочу тебя теперь видеть!
      ‒ Ну и ладно, кретин!
      Мы еще никогда так сильно не ругались. Не знаю, как бы далеко это зашло, если бы Джон не встряхнул банку пива, которую он все это время держал в руках, и не обрызгал нас.
      ‒ Какого черта ты делаешь?! – набросились мы на него в унисон.
      ‒ Чтобы вы оба заткнулись. Вы ведете себя словно трехлетние малыши. Еще на прошлой неделе вы ведь были так близки, что с вами случилось? Нет, не перебивайте меня а лучше послушайте. Дейл: ты не имеешь ни малейшего представления о том, как быть женщиной. Знаю, тебе это не нравится, но твоя сестра пытается только помочь тебе, так что, слушай ее. Дженни: Дейл прав – ты стала вести себя как босс в последнее время. Знаю, ты делаешь то, что считаешь правильным для Дейла, но не стоит забывать, что это, как минимум отчасти, твоя вина в том, что случилось. Так что, будь по-тактичнее. Не надо больше делать чего-то, не согласовав с братом.
      Последовала долгая тишина, прервать которую наконец-то решила Дженни:
      ‒ А что случилось с «правилом никогда не вмешиваться»?
      ‒ Нет, он прав – сказал уже я – Дженни, извини за то что я наорал на тебя. Пойми – последние дни были очень большим стрессом, поэтому я не выдержал и сорвался на тебе, но я не хотел тебя обидеть. Я знаю, ты лишь хотела помочь.
      ‒ И ты меня прости, Дейл. Это действительно частично моя вина, что тебе приходится это все делать. В конце концов, я лишь пытаюсь облегчить тебе жизнь. Впредь, я буду деликатнее.
      ‒ Так что, снова друзья?
      ‒ Можешь не сомневаться, мой маленький братик – и мы обнялись.
      ‒ Понимаешь, Дженни, я думаю, что дело не в том, что я уж очень сильно возражаю против того, чтобы научиться быть женщиной. Больше всего меня бесит то, что я сам чувствую себя как парень, напяливший женскую одежду. Это ведь так унизительно, мне даже перед самим собой стыдно. Думаю, что если бы я мог взять уроки женственности от кого-то, кто не знает что я не женщина, мне было бы проще. Но это, я полагаю, невозможно...
      ‒ Постойте – задумчиво сказал Джон, схватившись за голову, как будто занимавшие его голову мысли доставляли ему боль – У меня есть друг, и в прошлом году у него был серьезный дефект речи.
      ‒ Он заикался? – спросила Дженни.
      ‒ Хуже – он из Джорджии! Он хотел быть актером, но произношение у него было очень глупое, и Шекспира он цитировал просто ужасно: «битьильнебить». Так вот, он познакомился с одним парнем в театральной студии при нашем колледже, который снабдил его аудиозаписями с аутогипнозом, которые в течении всего одного года исправили его произношение. Он мне потом рассказывал, что у них там есть аутогипнозы для актеров на все случаи жизни. Кажется, я слышал что-то и про то, что у них есть записи для развития женственности, ну, типа, для всяких изящных ролей, чтобы актриса выглядела как истинная леди.
      ‒ Аутогипноз? Что-то мне не нравится это слово...
      ‒ Ну, почему бы тебе не попробовать сходить в ту театральную студию и не узнать все поподробнее? Вдруг, найдешь что-то для себя полезное? Как же звали того парня с аудиозаписями? Аа.., ээ.., Леонард... Ларри...нет! Лерой! Его звали Лерой Браун.
      ‒ Джон, это же вроде песня такая?
      [Прим. переводчика: действительно, есть очень известная песня "Bad, bad Leroy Brown", 1973 года, которую исполняли многие знаменитые певцы, в т.ч. Френк Синатра]
      ‒ Ага, именно поэтому я и запомнил его имя: Лерой Браун, как и называется та песня. Ну ладно, споки всем – Джон допил свое пиво и пошел спать.
      ‒ Ну, что ты об этом думаешь? – спросила меня Дженни.
      ‒ О чем?
      ‒ О том, что предложил Джон.
      ‒ Даже не знаю... Для меня это удивительное открытие.
      ‒ Аутогипноз?
      ‒ Не, то что у Джона может быть друг.
      Мы оба посмеялись. Все-таки, такой кадр как Джон не часто попадается.
      ‒ А если серьезно, Дейл. Может быть, это как раз то, что тебе нужно.
      ‒ Ну, не знаю, по-моему, все эти гипнозы смахивают на промывку мозгов.
      ‒ Так почему же тебе не проверить? Кто знает, может у них и не осталось этих аудиозаписей.
      ‒ Окей, я загляну туда завтра после занятий.

Глава 7.
     
      И вот, наступила зима. На таблетках эстрогена я сидел 4 месяца и уже мог видеть изменения. Для начала, мое сексуальное влечение почти исчезло; я теперь уже не сходил с ума от невозможности с кем-то встречаться. Даже будучи в женской раздевалке, я уже не смотрел на обнаженные женские тела, как бывало раньше (ну, может только пару раз гляну и все).
      Конечно, изменения были не только в голове и в образе мыслей: они затронули и мою внешнюю оболочку. Так, к примеру, мой пенис уменьшился в размерах и больше не было спонтанных эрекций, даже если бы я их и захотел. Благодаря гормонам, прятать свои причиндалы мне стало гораздо легче; не было того сильного и болезненного утягивания в промежности, исчез дискомфорт. Да и прятать там было уже особо нечего...
      Кожа стала намного мягче и нежнее. Было даже такое ощущение, что это не мое тело – настолько оно было нежным. Волосы на голове тоже стали более мягкими и шелковистыми, мышечная масса сократилась. Появилось такое ощущение собственной физической слабости, даже можно сказать хрупкости, какой у меня никогда не было. Когда надо было перенести что-то тяжелое, приходилось просить Джона, хотя еще несколько месяцев назад я с легкостью мог и сам справиться.
      Подкожный жир стал перераспределяться по новому: вместо отложения в области живота, он стал откладываться на груди и бедрах. Так что, я больше не нуждался в прокладках Maxi в трусиках – мой зад и бедра были уже достаточно округлыми, чтобы обойтись без всех прошлых хитростей. Также, я убрал подальше свой утягивающий пояс-корсет; хотя мою фигуру все еще нельзя была назвать полноценными «песочными часами», я счел, что имею уже достаточно плавных и соблазнительных изгибов, чтобы обходиться без этого инструмента для пыток!
      Моя грудь также набухла. О нет, она еще не имела ничего общего с настоящим женским бюстом, но, безусловно, она медленно, но верно «расцветала». Появились ощутимые очертания двух холмиков под моими сосками, которых там прежде не было. Интересно, насколько они вырастут к лету? Сами соски мне казались гораздо темнее чем раньше, и гораздо крупнее! Кроме того, они стали очень, очень чувствительными. Теперь, поглаживания и ласки пениса не давали никакого возбуждения, в то время как поигрывание сосками стало меня слегка заводить...
      Меня все эти изменения не смущали, отнюдь, все было вполне терпимо и даже появились какие-то бонусы: не нужны были больше эти неудобные подкладки, не было этого долбаного сперматоксикоза, благодаря чему я стал гораздо спокойней. К тому же, все эти эффекты были временными – уже в июне я закончу учебу и все, свобода! Уж полгодика я как-нибудь смогу перетерпеть.
     
      Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что мой план обратной трансформации – в течении лета превратиться обратно в парня – должен был сработать на ура. Да, сработал бы, если бы не крупная вспышка туберкулеза...
      Разговоры о той эпидемии все еще можно услышать в кампусе. В самом деле, той зимой власти штата столкнулись с самой сильной вспышкой туберкулеза за последние 100 лет! Заболело около половины всего кампуса, чуть ли не каждый второй! Впервые за более чем 150‒нюю историю университета занятия были отменены, закрылись столовые, репетиции были приостановлены на неопределенный срок – все замерло. Куда не глянь – кругом горстка несчастных студентов, шаркающих и кашляющих по углам.
      Мне и Джону удалось избежать этой напасти, а вот Дженни и Лерой заболели и целую неделю были прикованы к постели. Я стал выполнять роль их персональной сиделки, носил им куриный суп и всячески о них заботился. Подозреваю, что такая забота о Лерое могла показаться несколько выходящей за рамки обычной дружбы, но я не мог поступить иначе – его родители жили в другом штате и не могли приехать, а сам он не мог позаботиться о себе.
      И вот, когда эпидемия вроде бы стала отступать, а все больные идти на поправку, я узнал страшные новости. Говорили, что служба здравоохранения кампуса обеспокоена возможностью новой вспышки, еще более масштабной и, для того чтобы предотвратить ее, каждый учащийся, весь преподавательский состав, иные сотрудники – вобщем, абсолютно все – должны пройти полное медобследование! Для регистрации на следующий семестр, требовалось представить положительное карантинное свидетельство [A clean bill of health].
      Сказать, что я был в ужасе – ничего не сказать! Мне было страшно идти на прием к врачу, ведь меня раскроют, несмотря на все ухищрения. Я озвучил свои опасения Дженни, которая тут же принялась меня успокаивать:
      ‒ Им пришлось осмотреть такое множество пациентов за эту неделю, что им вряд ли будет охота тратить на тебя времени больше обычного. Просто скажешь им что чувствуешь себя хорошо, жалоб нет и все. Думаю, максимум, что они сделают – пощупают пульс, да измерят давление.
      Нервничая, но понимая, что иного выхода просто нет, я отправился в кабинет врача в назначенное время. На табличке двери было написано: «Доктор Элис Огер» [Dr. Alice Auger, M.D.]. Наконец, я был вызван в кабинет.
      Доктор указала мне присесть на кушетку. Она была очень молода для доктора ‒ я бы не дал ей больше 30. [Прим. переводчика: как я уже упоминал, специалистам высокого уровня, к которым в США относятся врачи, требуется по меньшей мере 8 лет обучения, после чего следуют годы стажерства, ординатуры и т.д., т.ч., "Доктор" в Америке звучит гордо] Но выглядела она довольно серьезно и очень по‒деловому. Когда я вошел, она пролистывала светлую желто‒коричневую папку. Наконец, она подняла голову и взглянула на меня.
      ‒ Ну, мистер Симпсон, вы не потрудитесь объяснить мне, почему решили притвориться женщиной в этом году?
      У меня резко закружилась голова, я был в ужасе. Ночной кошмар стал явью. Я был раскрыт – и кем? Руководством колледжа! Все, что этому доктору оставалось сделать – сообщить декану, и мечты об образовании и достойной работе можно похоронить. До конца жизни я буду вынужден зарабатывать на жизнь, продавая гамбургеры. Я попытался выглядеть удивленным:
      ‒ «Притворяться»? Почему вы так решили?
      Серые глаза докторши казались ледяными:
      ‒ Почему я так решила, молодой человек? Видите ли, вы можете подделать свои академические документы, но ваши медицинские записи вам изменить не под силу. Вот, посмотите.
      Она показала мне какую‒то старую медицинскую карту, в которой черным по белому значилось: «Симпсон, Дейл Р. Пол ‒ МУЖСКОЙ».
      Я попытался рассмеяться:
      ‒ Должно быть, эти карты принадлежат кому‒то другому, моему тезке. Мало ли Дейлов на свете?
      Тут доктор вытащила какое‒то фото из моего досье:
      ‒ Ну, знакомое фото, а?
      Я узнал этот снимок. Это была фотка, снятая на Полароид, сделаная моим старым доктором, давно, еще в школе, когда я проходил медицинское тестирование для зачисления в баскетбольную команду. Он тогда сказал, что фотографирует всех пациентов, чтобы не перепутать их медицинские досье. Да, он был прав, теперь мне бесполезно отпираться. Спасибо большое, док! Услужил...
      ‒ Я уже просмотрела твои академические записи – ты зарегистрировался как девушка и, т.к. с тех пор не испытывал никаких трудностей, я могу заключить, что ты живешь так, в женской одежде, на постоянной основе?
      Тут она яростно швырнула мое досье на стол.
      ‒ Что теперь прикажешь мне делать? Вышвырнуть тебя из колледжа? Или, попробуешь мне все объяснить?
      И я стал рассказывать. Я чуть не рыдал, это было похоже на нескончаемый поток слов и слез. Я говорил и говорил без умолку. Я ничего не утаивал, рассказал все – о Дженни, о Стиве, об интернете, о Джоне, о Лерое и про гормоны. Я вытащил фото Дженни, чтобы доказать, что не выдумываю. Когда я закончил, я предложил ей позвонить Дженни или Джону, чтобы они все подтвердили.
      В течении всего моего рассказа, я не мог смотреть доктору в глаза. Когда я закончил, мои глаза были полны слез. Все мои старания в этом году, все мои отчаянные попытки не вылететь из колледжа – все это коту под хвост! Все оказалось напрасным! Я лишь хотел упаковать свои вещи и уехать из города, начать новую жизнь где‒то далеко, подальше отсюда.
      Но тут я испытал еще один шок, когда ощутил нежное прикосновение ее ладони на своем плече, а в голосе я услышал не первоначальную злость, я ласковость и сострадание:
      ‒ Бедняжка... Несчастный юноша.
      Затем она повернулась и, потирая глаза, сказала:
      ‒ Вам следует извинить меня, мистер.. ааа.. мисс... эмм, вам следует меня извинить, Дейл. Из‒за этой суматохи с тотальным освидетельствованием, я не спала нормально целую неделю. Мне не следовало так набрасываться на вас. Просто я не думала, что возможно разумное и уважительное объяснение этому маскараду, но вы только что показали, что оно все‒таки есть.
      Я в изумлении посмотрел на нее и спросил, полуплача, полуулыбаясь:
      ‒ Так вы не сообщите обо мне?
      Доктор Огер казалась очень задумчивой:
      ‒ Нет, не сообщу.
      Я вздохнул с облегчением, уже вовсю улыбаясь:
      ‒ Так все окей?
      На что она покачала головой:
      ‒ Боюсь что нет...
      У меня душа в пятки ушла. Я спросил, ужасаясь возможного ответа:
      ‒ Так в чем дело?
      ‒ Ну, для начала, я не одобряю заказ гормонов по почте, ни в коем случае. Я тебе сама буду выписывать гормональные препараты. Но это не самая главная наша проблема.
      Несмотря на волнение, я обратил внимание на то, что она назвала проблему «нашей», а не «моей». Меня это несколько смутило.
      ‒ Главная наша проблема в том, что для того, чтобы прослушать твои легкие с помощью стетоскопа, я должна попросить тебя снять блузку. И тогда факт твоей принадлежности к мужскому полу станет очевидным, даже если бы я не копалась в твоем досье. Если я не сообщу об этом, то я, по сути, подделаю запись пациента, т.е., это уже идет в разрез с требованиями медицинской этики. Более того ‒ это должностное преступление! Правила есть правила.
      ‒ Ну, я полагаю, что вы могли бы сделать одно исключение из правил? – с надеждой в голосе спросил я.
      ‒ Видишь ли, Дейл... Проблема не в том, чтобы сделать маленькое исключение из правил... Я бы с радостью помогла. Но если тебя вдруг разоблачат, то всем станет известно, что я тебе в этом помогла. Меня обвинят в соучастии в обмане администрации колледжа. Или, как минимум, обвинят в некомпетентности как врача (в самом деле, что за врач, который не может определить даже пол пациента?!). При любом раскладе, меня уволят и, быть может, даже лишат медицинской лицензии.
      Я попробовал робко возразить:
      ‒ Но меня не разоблачат! Я очень‒очень осторожен, и мне осталось только потерпеть всего один семестр.
      ‒ Ты не можешь этого гарантировать. Тебя могут спалить в туалете, блузка может порваться в самый неподходящий момент, или с тобой может случиться несчастный случай, типа автомобильной аварии (не дай Бог, конечно), и тебя отвезут в больницу. Извини, но я сомневаюсь что врачи скорой помощи будут такими же понимающими, как я.
      ‒ Но это все такие глупые малореальные ситуации, вряд ли что‒то может случиться!
      ‒ Дейл, я, извиняюсь за выражение, жопу рвала в Меде, чтобы стать доктором, и мне еще столько времени нужно выплачивать ссуду за учебу, что я просто не могу рисковать. Понимаешь? Я не могу рисковать всем тем, ради чего так долго и упорно трудилась, и всем своим будущим, полагаясь лишь на твои уверения что «вряд ли что‒то может случиться».
      Хорошо, что я был в медучреждении – я в самом деле начинал чувствовать себя плохо. Я знал, что не в праве просить ее рисковать своей карьерой ради меня.
      ‒ Так что же мне делать? Бросать учебу?
      Доктор снова одарила меня своей жалостливой улыбкой:
      ‒ Ну, думаю здесь возможен один выход, подходящий нам обоим. Думаю, что ты сможешь держать в секрете то, что у тебя в трусиках до Июня. Но вот почти полное отсутствие груди, с другой стороны... вобщем, именно грудь меня больше всего и беспокоит...
      ‒ Увеличение гормональных доз ведь даст мне грудь, не так ли? – поинтересовался я, хотя и не горел желанием обзаводиться буферами.
      ‒ Нет, по крайней мере, в те временные сроки, что у нас есть. Я имела в виду имплантаты. У меня есть коллега, который разработал новый тип грудных имплантатов. Ничего революционно нового, просто они немного надежнее, чем то, что сейчас имеется на рынке. Чтобы ЭфДиЭй [Прим. переводчика: FDA ‒ Food and Drug Administration ‒ Управление по контролю за продуктами и медикаментами. Один из наиболее серьёзных органов правительства США, так как любой продукт или устройство, которые могут применяться в медицинских целях, должны иметь от него соответствующее разрешение] выдало разрешение на его использование, он должен найти добровольцев, которые согласятся на ношение этих имплантатов в течении 8 месяцев. Ну, чтобы удостовериться в отсутствии каких‒либо побочных эффектов и т.п. Чистая формальность, но правила есть правила. Так что, я бы хотела чтобы ты подписался добровольцем на это исследование. Если ты вставишь себе эти грудные имплантаты, я согласна хранить твой секрет. Для тебя эта процедура будет бесплатной, и ты сможешь удалить их в конце августа.
      Я был просто в ауте:
      ‒ Имплантаты?! Вы что, спятили?! Я не хочу грудей! Я ничего этого не хотел, меня заставили! И в любом случае, я не могу жить с ними до конца августа: я собираюсь использовать все лето для отката назад, из женской жизни в мужскую!
      ‒ Дейл, ЭфДиЭй требует 8 месяцев. Их требования очень строгие, впрочем, как и мои: или имплантаты, или отчисление.
      ‒ Но вы же знаете, что я не могу согласиться ни на одно из этих условий.
      ‒ Третьего не дано.
     
      Рождественские каникулы уже подходили к концу. Мы с Дженни не горели желанием проводить праздники с матерью. Вместо этого, мы решили тихо отпраздновать у меня.
      На рождественские каникулы выпадала также моя хирургическая операция, на которую мне пришлось согласиться. Выбора не было – или 8 месяцев с грудью, или отчисление.
      В тот же день, когда кончались занятия перед самыми каникулами, я отправился в госпиталь. Доктор Огер (которая настояла на том, чтобы я называл ее просто Элис) все устроила. Она отвела меня в мою палату, рассказала все, что будет происходить со мной, и все что касалось самой операции. Она не оставила меня даже когда мне дали анестезию.
      ‒ Ни о чем не беспокойся – последние слова, которые я успел расслышать перед тем, как анестезия подействовала – Все будет хорошо. Когда ты проснешься, у тебя будет прекрасная женская грудь.
      Когда я очнулся, я ощутил тупую ноющую боль на груди. Верхняя часть моего туловища была перевязана, так что я не мог пока судить о результатах операции. Я лишь мог чувствовать непривычную тяжесть на своей груди, как будто ее что‒то придавило сверху.
      Прошел почти месяц, было начало Января и занятия должны были начаться уже завтра. Пришло время снимать повязки после операции. Правда, я еженедельно должен был ходить на перевязывания, но я всегда закрывал глаза, когда меня разбинтовывали и обрабатывали грудь. Я понимал, что моя грудь будет выглядеть ужасно после хирургического вмешательства, поэтому хотел как можно дольше отдалить момент, когда ее увижу. Мне хотелось избежать вида отеков, разрезов и прочих «прелестей».
      И вот я стою перед зеркалом в полный рост – рождественским подарком Дженни. Я был у себя в комнате, предварительно закрывшись. На мне был одет только трусики‒бандаж, скрывавшие мой истинный пол, и эти самые повязки на груди. Черт, даже будучи почти раздетым, я выглядел как девушка! Гормоны совершенно точно делали свое дело – я выглядел женственней, чем когда либо прежде. Я даже стал беспокоиться о следующем учебном году: если мне придется оставаться в таком виде все лето, то у меня не будет достаточно времени чтобы «откатиться назад» перед занятиями.
      Я взял специальные ножницы, которые используются, чтобы снимать повязки. Сейчас я стоял в нерешительности. Я отложил ножницы в сторону, не решаясь приступить. Наконец, собрав волю в кулак, я снова взял ножницы и стал разрезать повязки. В конце я закрыл глаза и сделал последние разрезы – повязки упали на пол. И вот тогда я открыл свои глаза.
      Вот они. Пара предметов, о которых я фантазировал с тех самых пор, как мне было лет 11 или 12. Груди. Титьки. Сиськи. Буфера. Оставались еще кое‒какие синяки после операции, но немного. Теперь эти груди свисали почти до края грудной клетки, а увеличенные соски теперь были не на уровне моих нагрудных карманов на блузке, а на пару дюймов ниже. От холода они, вроде как, стали твердеть. Да, так грудь уже была настоящей и естественной!
      Я качнулся немного влево – то же самое сделали и мои новые привески. Я почувствовал, как правая трется об левую. Это было новое ощущение – сильная чувствительность в месте, которого раньше и вовсе не было. Я наклонился вперед – мои груди качнулись вперед, будто два больших маятника. Я почти что мог касаться их своим лицом! Затем я лег на спину – и они как‒бы «разгладились», «растеклись» по груди.
      У меня все еще не хватало храбрости дотронуться до них; это все казалось таким нереальным! Наконец, я поднял руку к левой груди. Мягкая, совсем не похожа на шарик с водой. Я просунул свой палец в ложбинку груди (у меня теперь была ложбинка!). Она было теплой и мягкой. Я дотронулся до соска: твердый, и гораздо более чувствительный. Я держал грудь в своей ладони – она была тяжелее чем, я думал раньше. Это было странное и очень возбуждающее ощущение. Еще в прошлом году я буквально грезил этой частью тела и вот теперь она на моем собственном теле. Да еще и такого размера!
      Я сел на кровать и стал пристально их разглядывать минут 15. Потом я посмотрел в зеркало – на меня смотрела незнакомка. Что это была за девушка в отражении? Где был тот самоуверенный паренек, который въехал сюда несколько месяцев назад? Где то мускулистое тело, мужественное лицо? Во всяком случае, в зеркале их точно не было видно. То, что оставалось у меня между ног, было единственным, что напоминало о прошлой жизни.
      У меня закружилась голова и я снова сел на кровать. Это было неправильно! Как простая помощь сестре могла так далеко зайти? Чья это была вина? До сих пор, я мог покончить со всем этим, выбросив женские шмотки , стоило мне только захотеть. Теперь же я был прикован к женскому существованию вплоть до корректирующей хирургической операции.
     
      Смогу ли я прожить 8 месяцев в таком состоянии и вернуться потом к мужской жизни? Смогу ли я когда‒нибудь забыть об этой стороне своего «Я»? Я не мог ответить на все эти вопросы, только время могло все расставить по своим местам.
      Я потратил целых три часа, «изучая» свою новую грудь. Это может показаться слишком долго, но имейте в виду, моя грудь «выросла» в один день; у женщин то она растет годами. Наконец, я решил одеться.
      Во‒первых, я закинул свой лифчик с подкладками в дальний угол комода – этот вид подкладок мне уже был ни к чему. Единственное ухищрение, которое мне оставалось необходимо – маленькие трусики‒бандаж, чтобы прятать мой сюрприз. Впрочем, если его просто подвернуть, то можно было обойтись даже без этого приспособления, особенно если носить просторную одежду. Мой пенис был уже таким маленьким, что практически не выделялся. Мне даже приходилось теперь писать сидя. До этого я писал сидя только в общественных туалетах, чтобы никто не заметил под дверью кабинки две ноги, стоящие как‒то необычно для женского туалета. Теперь же, писание сидя стало для меня естественным и неизбежным; иначе бы я просто обмочил все вокруг!
     
      Когда я думал о своем новом положении, то единственная вещь, которая отличала меня от всех женщин (кроме пениса, разумеется), было отсутствие у меня менструаций. Для меня, для Джона и для Дженни, я был мужчиной. Для всего остального мира я был просто женщиной.
      Я натянул лифчик, который утащил у Дженни – он оказался слишком мал для меня! Тогда я попробовал натянуть другой лифчик, который недавно приобрел в магазине. Он был немного великоват, но вполне пригоден. Я оценил свой размер как «C» [Прим. переводчика: "C" ‒ это примерно тройка по‒нашему]. Этот лифчик хорошо поддерживал мою грудь, так что можно было ходить без этого чертового виляния сисек из стороны в сторону. Так что, я мог чувствовать себя гораздо более комфортно.
      Я напялил джинсы и блузку на пуговицах. Теперь эта блузка мне больше не подходила: моя грудь стала гораздо больше, чем то что было благодаря пуш‒апу. Я нацепил другую блузку. Она подходила, но очень обтягивала. Тогда я расстегнул пару верхних пуговиц, открыв на показ ложбинку. Эротичненько; я был похож на шаловливую секретаршу из порнороликов. Далее, я надел свитер. Но даже так было видно, насколько большая у меня грудь. Они и выглядели теперь гораздо реалистичнее, чем мои подкладки и пуш‒апы. Они даже колыхались при ходьбе совершенно естественно, не то что прежде.
      Затем я сделал себе макияж. Чтобы замаскировать синяки от операции, я воспользовался театральным гримом, который взял на студии. Закончив со всем, я позвонил Дженни и предложил сходить куда‒нибудь, чтобы пообедать. Она ответила чту будет через минуту.
      Я решил не говорить ей об операции. До самой последней минуты я боялся, что не смогу на это пойти. Конечно, знай об этом, она бы с меня не слезла: заставила бы сделать эту операцию. Ну, теперь, думаю, прятать грудь смысла нет.
Когда она приехала, я под невинным предлогом завел ее в комнату и поинтересовался, что она думает о моем свитере.
      ‒ Честно говоря, Дейл, мне этот свитер по барабану. И вообще он не подходит к твоему цвету лица. Знаешь, ты как‒то изменился, не могу понять... Ты что‒то сделал со своей прической?
      Я улыбнулся невиннейшей улыбкой:
      ‒ Ничего нового, насколько я помню. Дай‒ка, я быстро переоденусь – и с этими словами я снял свой свитер.
      Дженни так громко вскрикнула, что на этот крик прибежал Джон, выбив запертую мной дверь и спрашивая, все ли у нас нормально.
      ‒ У нас все в порядке – фыркнул я в ответ.
      Прошло несколько секунд, прежде чем Дженни, заикаясь, спросила:
      ‒ Дейл... КАК?
      И я все ей объяснил. Она сидела, но смотрела только на грудь, как пьяный похотливый мужик; ее глаза стали словно блюдца.
      ‒ Ну, что ты об этом думаешь? ‒ отважился я у нее поинтересоваться.
      Дженни встряхнула головой, как‒бы пытаясь опомниться:
      ‒ Дейл, я не хочу чтобы ты попал в беду. Не хочу обидеть твои чувства, но считаю, что ты должен знать правду.
      Я был немного шокирован. Я то наоборот ожидал похвалы от нее в плане улучшения внешнего вида.
      ‒ Дейл, ты выглядишь ну просто восхитительно! Они прекрасны! Не обижайся, но ты просто куколка!
      ‒ Ну, думаю что лучше иметь их красивыми, чем кое‒как.
      По крайней мере, Дженни моя грудь понравилась. А я было на секунду испугался, что она скажет, что это было ошибкой. Я бы даже сказал ‒ две большущие ошибки.
      ‒ Почему ты мне не говорил об этом, глупышка? Что за сюрприз?
      ‒ Ну, как говорят на театральной студии, «первое впечатление – самое решающее». Ну что, я ведь сумел захватить тебя врасплох, признавайся?
      ‒ И это еще мягко сказано! Нам предстоит пройтись по магазинам! Тебе потребуется много новой одежды, особенно для теплой погоды. Блин, подумать только, ты же теперь можешь запросто щеголять в бикини!
      ‒ Успокойся, Дженни. Это только на 8 месяцев, не более. Я конечно куплю все, что надо, но не стоит сорить деньгами.
      Дженни стала вдруг такой грустной:
      ‒ Знаешь, из тебя получилась просто шикарная женщина. Не обижайся, но это так. А ты не думал пожить так в течении пары лет? Мало кто из парней может иметь такой ценный опыт – жизнь женщины. Увидеть мир глазами женщины!
      ‒ Думаю, мало кто из парней хотел бы такого опыта. Извини... Наступит август – конец маскараду.
      Дженни, кивнула. На лице ее читалась грусть.
      ‒ Ну что же, наслаждайся ими, пока можешь.
      Тут ей как‒будто что‒то пришло в голову:
      ‒ Эй, а Джон знает?
      ‒ Неа, он только сегодня вернулся, он ездил на каникулах к родителям.
      ‒ Ну так чего же ты ждешь? Иди, шокируй его!
      Я расстегнул пуговицы на блузке почти до пупка и двинулся шокировать. Джон был на кухне, читая воскресный выпуск любимых комиксов. Хотя было уже 7 часов вечера, он был одет в халат и отхлебывал свой кофе, как‒будто только что встал.
      ‒ Привет, красавчик – сказал я, пытаясь говорить как можно более распутным голосом.
      Он глянул мельком на нас и опять впился в свои комиксы.
      ‒ Привет Дейл, привет Дженни. Скажу я вам, не хотел бы я сейчас быть на месте Битла Бейли [Beetle Bailey]!
      [Прим. переводчика: Beetle Bailey ‒ герой популярного американского комикса]
      Мы с Дженни пошли в гостиную, а через несколько секунд раздался грохот – это Джон так резко вскочил, что свалился на пол, затем примчался в гостиную и уставился прямо на меня, чтобы удостовериться лично в том, что вдруг его осенило. Он только и мог что раскрыть рот в удивлении. Его лицо выражало вопрос, который он не мог озвучить.
      ‒ Хочется поглазеть, да? – ответил я, стыдливо застегивая блузку и отправляясь с Дженни на обед, оставляя позади смущенного Джона.
     
      Глава 8.
     
      Мое настроение в начале февраля было не очень – репетиции нашей постановки продвигались крайне медленно и мы уже начали сомневаться, что успеем подготовиться как следует к этому спектаклю. А день его показа уже был не за горами... Учеба также стала значительно тяжелее и отнимала много сил, так что времени на развлечения у меня просто не было. Вдобавок, я стал очень плохо спать; всю свою жизнь я спал на животе, теперь же, из‒за этих имплантатов, это невозможно. Ну, не то чтобы невозможно, но очень и очень неудобно. Так что, спать приходилось на спине, к чему я совершенно не привык.
      Однажды, после очередной репетиции, я был особенно подавлен: мало того, что я сбился в своем тексте и облажался перед всей труппой, так еще и забыл свою сумочку в театральной студии. Теперь надо было переть за ней обратно! Черт!
Когда я вошел в корпус театрального факультета, я заметил, что тем вечером в нашем театральном зале было какое‒то представление. Постеры в вестибюле гласили:
«Только сегодня! Брайен Великолепный и его очаровательная ассистентка Рея, удивят вас иллюзиями, которые поразят ваше воображение! Трюки, смертельно‒опасные номера, чудесные превращения и многое‒многое другое! Не пропустите!». Снизу значилась цена билета – 10 долларов.
      Я всегда обожал выступления фокусников, так что не удивительно, что мне захотелось немного себя развлечь и посмотреть. А за сумочкой я позже зайду. Тем более, что можно было воспользоваться давним знакомством с охраной и пройти бесплатно! Свободных мест хватало, поэтому я выбрал поближе к сцене.
Сам фокусник, Брайен, был высоким и вполне привлекательным мужчиной, с несколько забавным выражением лица. Не знаю, было ли это выражение лица обычным для него, или он немного увлекся своей ролью чародея. Он мне даже чем‒то напомнил Джона.
      Его ассистентка, Рея, было очень красивой девушкой: немного худенькая и миниатюрная, рыжеволосая, с хорошо сформированной грудью очень красивой формы, и вся в веснушках. На ней было надето очень откровенное бикини, причем верхняя часть была без бретелек. Глядя на нее постоянно казалось, что ее груди вот‒вот вывалятся из груди (извиняюсь за каламбур).
      «Какая вульгарность!» ‒ начал я размышлять про себя – «Она же просто демонстрирует свое тело. Зачем же было так откровенно одеваться, ведь для представления этого совсем необязательно». И тут меня вдруг как молнией ударило: сижу я перед сценой, вижу перед собой красивую женщину в очень откровенном купальнике и все, о чем я думаю – это что ей не мешало бы одеваться по‒скромнее! Я задумался... Похоже, я слишком сильно вжился в роль женщины.
Брайен помогает Рее лечь в ящик, с одной открытой стороной, а руки связывает ей перпендикулярно телу. Получается некое подобие распятой женщины. Очень эротичное такое распятие! Затем Брайен начинает вставлять в ящик две тонкие металлические пластины: одну ‒ чуть ниже плеч, вторую – над бедрами. Со стороны это выглядело, как‒будто он разделил ее тело на три части. Затем он выкатывает ее среднюю часть, содержащую ее восхитительную грудь, подальше от остальных двух частей тела. Казалось, что ее торс был в нескольких футах от ее головы, рук и ног! И тут до меня дошло, почему ее верх не имел бретелек: металлические пластины, которые якобы "разрезали" ее тело, должны были бы по этой же логике разрезать и эти самые бретельки. В таком случае, после трюка, публика бы увидела ее обнаженную грудь. Иначе, пришлось бы объяснять им, почему это «разрезав» тело, пластина «пощадила» бретельки.
      В этот самый момент, когда Рея была разделена на три части, Брайен подошел к той ее части, где было голова, и, под аплодисменты публики, поцеловал ее в губы. Я одолжил программку выступления у рядом сидящего парня и почитал немного об этом сценическом дуэте. Да, как я и думал, они были мужем и женой, семейной парой с семейными же выступлениями. Трюк был захватывающим, но зависать там надолго мне не хотелось, и я стал пробираться за кулисы, желая успеть найти свою сумочку, которую я оставил в гримерной, пока Рея занята представлением.
      Я прокрался в гримерку, которую сам использовал несколько часов назад для репетиции. Взяв свою сумочку и уже собираясь уходить, я вдруг заметил кое‒какие вещи, которых там раньше не было – чемодан, пара мечей и бензопила. Впрочем, не удивительно: Брайен и Рея используют эту гримерку и здесь лежат их вещи. Я решил, что лучше поскорее делать ноги, пока меня не застали тут. Что они могут подумать, если увидят постороннего в комнате, выделенной этим вечером только для них? Наверняка фокусники не в восторге от того, что кто‒то рыскает среди их реквизита.
И надо же было этому случиться: именно в тот самый момент, когда я собирался уходить, из зрительного зала послышались аплодисменты, а у гримерки послышались чьи‒то торопливые шаги! Черт! Разрезание Реи должно быть было их финальным номером! Дверь начала открываться, но я, к счастью, успел спрятаться в гардеробе.
Я не стал закрывать дверь полностью, чтобы можно было наблюдать за тем, что происходит в комнате; я хотел, как только подвернется момент, выскочить оттуда, не теряя ни секунды. Но, к моему ужасу, когда они вошли, Брайен запер дверь на ключ, и сжал Рею в своих объятиях, обхватив ее за талию (кстати, совершенно целую, несмотря на «разрез»). Они стали долго и страстно целоваться.
      ‒ Ты был великолепен сегодня – сказала она наконец, когда он отпустил ее губы.
      ‒ Это все благодаря тебе, милая. Но если ты хочешь увидеть настоящее великолепие...
      И с этими словами он принялся снимать с нее купальник. О нет! Только не здесь! Только не сейчас! Мне что, всю ночь проторчать в этом гардеробе?! Я ведь просто хотел забрать свою забытую сумочку, а не шпионить за супружеской четой, наблюдая как они будут заниматься сексом! Но выбора у меня не оставалось: мне придется сидеть и ждать, пока они закончат и освободят гримерку, чтобы я мог незамеченным выскочить оттуда.
      Рея начала растегивать пуговицы на рубашке Брайена:
      ‒ Вы, мужчины... – сказала Рея шутливым тоном – У вас только одно на уме...
      Я в это время забился в самый дальний угол гардероба (ждать то еще долго), как вдруг, Брайен произнес кое‒что такое, что заставило меня с любопытством взглянуть на них через щель:
      ‒ Эй, Рея, не надо плохо отзываться о мужчинах. Всего пару лет назад ты тоже была одним из нас.
      Я не ослышался? Он только что сказал, что Рея, его очаровательная ассистентка и жена, была мужчиной?
      Рея, помогая Брайену избавиться от рубашки:
      ‒ Ну, если бы я не влюбилась в тебя, я бы, вероятно, до сих оставалась мужчиной. Но, честно говоря, у меня сейчас только одно на уме – и с этими словами, она стала так страстно тереть Брайена в районе его ширинки, что не трудно было догадаться, что именно было у нее на уме.
      Я не мог в это поверить! Рея была мужчиной! Но как?! Как такое могло быть?! Я бы никогда и не заподозрил ее в том, что она транссексуал. Я видел транссексуалов – как бы они не старались, в них всегда было что‒то, что их выдавало. Но Рея! Мне вдруг страшно захотелось разыскать ее потом, чтобы подробно разузнать обо всем. Но, немного поразмыслив, я понял, что ее прошлое не касается никого, и у меня нет никакого права вмешиваться в их дела. Я лишь постараюсь остаться незамеченным, пока они не уйдут, а потом просто постараюсь выбросить это из головы. Но, к сожалению, тем вечером мне явно не везло. Пытаясь устроиться по‒удобнее, я задел какой‒то ящик на верхней полке и тут все с грохотом свалилось на меня! Я услышал крик Реи, а через секунду Брайен резко открыл дверь:
      ‒ Какого черта ты здесь делаешь?! – закричал он.
      ‒ Я лишь пыталась забрать свою сумочку...
      Рея начала рыдать:
      ‒ Боже мой, она знает, она знает!
      Мне было не по себе. Мне хотелось сказать ей, что ей не о чем беспокоиться, но Брайен опередил меня:
      ‒ Послушай сюда, кто бы ты ни была – начал он, натягивая рубашку – ты услышала здесь кое‒что такое, чего не имела права слышать. Я дам тебе 300 долларов, чтобы ты держала язык за зубами. Это касается только нас, никто не имеет права знать об этом.
      Я попытался объяснить, что не собирался их шантажировать, но только и успел сказать «нет».
      ‒ Нет? Недостаточно?! – сказал с отчаянием Брайен – Окей, 500 долларов.
      ‒ Нет, вы не понимаете...
      ‒ Окей, тысяча баксов, просто за молчание. Одна штука чтобы не разрушить наши жизни. Идет?
      Я лишь пытался объяснить, что не намерен их шантажировать:
      ‒ Послушайте, мне это не нужно.
      Брайен вытащил чековую книжку и как‒будто стал проверять баланс:
      ‒ Одна тысяча триста пять долларов и 55 центов! – прокричал он на гране паники, а Рея рыдала еще сильнее.
      Я больше не мог этого вынести. Даже если бы я поклялся держать язык за зубами совершенно бесплатно, они бы все равно опасались, что я все разболтаю. Я прикинул, что они сделали все возможное, чтобы скрыть от любопытных прошлое Реи, и я просто не в праве лишать их семейного спокойствия. И мне оставалось только одно:
      ‒ Пожалуйста, послушайте меня – начал я, надеясь только, что не делаю ошибки – Я никому ничего не расскажу. Видите ли... Я – мужчина...
      ‒ Что? – сказал пораженный Брайен. Он осматрел меня с ног до головы – Что за чушь?!
      ‒ Это не чушь. Я бы никогда не догадался, что ваша жена была рождена как мужчина. Так что, уж вы то должны поверить, что я вполне могу быть парнем.
      Рея перестала плакать:
      ‒ Ты действительно парень? – спросила она охрипшим от плача голосом. – Вау! Я бы честно не подумала! Уж на что я эксперт по транссексуалам!
      ‒ О, я не транссексуал.
      ‒ Правда? – спросила Рея, надевая халат – Так почему же ты так выглядешь? Очень женственно! И если не ошибаюсь, грудь – настоящая. А настоящую от пуш‒апов и прочих ухищрений я то всегда отличу!
      Я покраснел как рак от смущения, не решаясь взглянуть ей в глаза:
      ‒ Мне бы хотелось вам рассказать, но сомневаюсь, что вы поймете...
      Рея взяла меня за руку. Когда я посмотрел на нее, то заметил, что хотя она и была изумительно красивой, она совсем не производила впечатления вульгарной секс‒бомбы, которой являлась на сцене. Она выглядела как милая девушка, которая могла бы жить по соседству или быть королевой школьного выпускного бала в каком‒нибудь маленьком городке. Она улыбнулась мне и спросила, как меня зовут.
      ‒ Дейл – застенчиво ответил я.
      ‒ Красивое имя. Послушай, Дейл, ты себе даже не представляешь, как мне знакомы все те чувства и переживания, через которые ты сейчас проходишь. Ты удивишься, но когда я только начинала одеваться в женскую одежду, у меня и в мыслях не было становиться ею навсегда. Ты бы хотел выслушать мою историю?
      ‒ Конечно, если вы не против рассказать мне!
      ‒ Обещаешь, что все, что я тебе расскажу, никогда не покинет этой комнаты? Брайен не преувеличивал – если наш секрет будет раскрыт, наша жизнь будет разбита!
      ‒ Клянусь! Черт, да если бы мой секрет раскрылся, то и мне бы настал конец!
      Рея вопросительно взглянула на Брайена, который кивнул ей в ответ и она начала свое повествование.
      ‒ Три года назад я был обычным парнем по имени Рей, и жил я тогда в самой вонючей дыре городка под названием Дэд‒Спрингс, штат Невада. Брайен работал фокусником в местном отеле, я был тогда служащим отеля, и в мои обязанности входило, в том числе, помощь артистам на сцене, ну, типа, мальчик «подай‒принеси». Дела Брайена пошли в гору и он подписал контракт на серию выступлений в Лас‒Вегасе, что сулило настойщий успех и большие деньги. Но, к сожалению, его ассистентка, Трейси, была помолвлена и решила бросить сцену ради семейного счасться. Так, Брайен лишался ассистентки, а значит, и самой своей работы. Находясь в отчаянии, он попросил меня переодеться в женское и стать его прелестной ассистенткой на один год. Я был в таком бедственном материальном положении, и так жаждал вылезти из нищеты, что согласился на его предложение.
      Брайен нежно приобнял Рею за плечи:
      ‒ Как видишь – сказал он – все пошло не совсем так, как изначально планировалось... Разве я мог устоять перед такой красивой женщиной?
      ‒ Ну а я, в свою очередь, пробыв Реей в течении целого года, не смогла устоять перед обоянием этого сильного и мужественного красавца.
      Рея встала и горячо поцеловала Брайена.
      (Замечание автора: если вы хотите прочитать всю историю Реи и Брайена, отсылаю вас к своему произведению «Presto Chango»).
      ‒ Ну вот, ты теперь знаешь нашу историю – продолжила Рея – Может, теперь расскажешь нам свою? Ты можешь быть уверена, это останется только между нами.
      И я все рассказал. Когда я рассказывал им, как простой парень, новоиспеченный студент, превратился в парня с нежнейшей кожей и роскошной грудью, я подумал: я никому прежде не рассказывал об этом, оберегая эту страшную тайну. Дженни была единственным человеком, кто должен был быть в курсе. Джон узнал просто потому что мы живем вместе, и он не мог ничего не заметить. Доктору Элис я раскрылся просто потому, что у меня не было иного выхода. Теперь же, я рассказываю свою историю, добровольно, двум совершенно незнакомым мне людям. Надо бы впредь быть осторожней; никто больше не должен узнать мой секрет.
      Когда я закончил свой рассказ, Рея обратилась к Брайену с просьбой оставить нас наедине. Брайен, поцеловав ее, вышел, оставив нас вдвоем, после чего Рея обратилась ко мне:
      ‒ Дейл, я конечно недостаточно хорошо тебя знаю, но мне кажется, что я понимаю ту ситуацию, в которой ты сейчас находишься, так что, позволь дать тебе совет. Пожалуйста, прошу тебя, умоляю – будь осторожен! Ты играешь в очень опасную игру. И я имею в виду не только и даже не столько то, что тебя могут раскрыть; опаснее другое – может оказаться так, что вернуться к прежней мужской жизни для тебя будет намного сложнее, чем тебе сейчас это кажется! В одно время, я была уверена в том, что вернусь назад, и вновь стану Реем, при первой же возможности. Ну а теперь – посмотри на меня...
      Я был озадачен:
      ‒ Что ты конкретно имеешь в виду?
      ‒ Я пытаюсь объяснить тебе, что чем дольше ты одеваешься как женщина, тем сложнее тебе будет вернуться в мужской мир. Может даже оказаться, что ты и сам этого уже не захочешь.
      Я усмехнулся в ответ:
      ‒ Ой, да брось! Может быть тебе и нравиться быть женщиной, но мне нет. Как только наступит август – я оставлю эту жизнь позади! Даже не сомневайся!
      На эти слова Рея только улыбнулась:
      ‒ Надеюсь, что ты прав. Но только запомни одну важную вещь: если твой разум все‒таки столкнется с твоим сердцем – следуй велениям сердца! Иначе, ты можешь сильно пожалеть. Я... Я как то сказала Брайену, что он мне совершенно не интересен, что я все равно хочу опять стать мужчиной. Это было самой большой ошибкой, которую я когда‒либо делала, и я чуть было не потеряла Брайена! К счастью, все заканчилось благополучно, и я покорилась своим чувствам и в конце концов сменила пол.
      Голос Реи дрожал, нахлынувшие воспоминания о расставании с Брайеном, очевидно, были очень болезненны для нее.
      ‒ Ну, я счастлив за тебя, Рея, искреннне, поверь мне, но я думаю что ты зря теряешь время, рассказывая мне все это. Я никогда не влюблюсь в парня!
      ‒ Именно это я и сказала, когда впервые переоделась в женское. Слово в слово! Но это может подкрасться к тебе незаметно, так что смотри, будь осторожен. Особенно будь осторожен с тем парнем, про которого ты упомянула, Лероем. А то складывается ощущение, что девушка легко может влюбиться в него, если не будет осторожничать.
      Я стыдливо закатил глаза. Рея вручила мне свою визитную карточку:
      ‒ Ну, чтобы не случилось, будь на связи, буду рада тебя услышать. Если вдруг понадобится совет по любому поводу – только дай знать.
      Мы обнялись. Несмотря на ее необычную историю и еще более необычный совет, она мне понравилась, она была хорошим человеком с добрыми намерениями. Она встала и начала прощаться:
      ‒ Ну, если не возражаешь, мне пора идти, искать своего муженька. В номере отеля нас ждет джакузи...
      Я понял намек и вышел, попрощавшись с ней. Всю обратную дорогу я думал над тем, что она мне рассказала – какой‒то абсурд! Я хотел выбросить это все из головы – чтобы я мог влюбиться в парня?! Чтобы я решил навсегда остаться женщиной?! Не дождетесь!

Глава 11.
     
      В следующие несколько дней я пролежал в четырех стенах, совершенно подавленный. У меня не было ни сил, ни желания кого‒либо видеть. Дженни сильно волновалась за меня; она то и дело заходила в мою комнату и просила выйти, развеяться, на что я лишь отвечал что все нормально, что мне просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Я конечно лгал ей, меня терзала ужасная внутренняя боль, но я не хотел напрягать ее. Я был рад за ее наладившуюся личную жизнь и не хотел отрывать ее от ее бой‒френда, с которым она была так счастлива.
Наконец, я принял трудное решение – я пойду к Лерою и поговорю с ним. Мне нужно было все ему объяснить и будь что будет. Весьма высока вероятность, что он меня возненавидит, но я не смогу жить, до самой смерти задавая себе один единственный вопрос ‒ "а что если?". Надо попытаться! Если он, каким‒то чудом, сможет понять (бывают же чудеса на свете!), мы сможем как‒то решить, что делать дальше...
      Я принял душ, побрил ноги и навел красоту на лице. Я надел свои самые облегающие джинсы и блузку с просто до неприличия глубоким вырезом. Раз уж мне предстояло сказать Лерою, что я на самом деле парень, то пусть он будет уверен, что этот парень, по крайней мере, не самый большой мачо.
      Когда я вышел из своей комнаты, Дженни и Джон уже как‒раз собирались на пикник – в руках у них была корзина для пикника и шерстяное одеяло. Они пригласили меня присоединиться, но я, разумеется, отказался. Очевидно ‒ романтические пикники созданы только для двоих. Кроме того, мне нужно было поговорить с Лероем, и больше откладывать этот разговор я не мог.
Но, как только они ушли, я стал колебаться. Так всегда – когда предстоит сделать что‒то неприятное, начинаешь придумывать повод отложить это дело. Я позвонил Лерою домой, но когда ответил его сосед, я бросил трубку.
      Я был просто в ступоре. Как сказать кому‒то, что ты не тот человек, за которого себя выдаешь? Что ты даже не того пола, как он думает?
      Я уже начал думать, что никогда не наберусь смелости взглянуть Лерою в глаза. И в этот момент мне на глаза попалась старая коробка из‒под обуви. Открыв ее, я обнаружил множество старых фоток, которые сделал Джон для своих журналистких курсов. Чтобы отсрочить неизбежное, я решил отвлечься и посмотреть эти фотки. Да, Джон умел выбрать интересные темы для своих фоторепортажей! Ого, на одной из фоток была скотобойня, я даже не знал что где‒то поблизости есть такое место.

Я уже заканчивал просмотр, когда увидел фотку, на самом дне коробки, которая привлекла мое внимание. Я внимательно ее рассмотрел и понял, что это именно то, что мне поможет смягчить тяжелую новость для Лероя! Я положил эту фотку в сумочку и, уже уверенно, отправился к нему домой.
      Лерой, со своим приятелем, снимал двуспальный домик, неподалеку от кампуса. Я стоял на тротуаре, возле его двери, набираясь смелости позвонить в дверь. А что, если он не захочет даже выслушать меня? Надо попробовать, что я теряю? Наконец, я подошел к двери и позвонил.
Дверь открыл сосед Лероя – Френк. Френк был чернокожий паренек, известный в кампусе благодаря двум вещам – своим дредлокам, которые свисали почти до самой задницы, а также его вездесущей дружелюбной улыбке. Когда Френк увидел меня, его улыбка сразу же сменилась холодным злым взглядом, в котором читалось большая злость.
      ‒ А, это ты – сказал он с презрением.
      ‒ Френк, Лерой дома?
      ‒ Нет, его нет и я не знаю где он и когда вернется. – холодно ответил Френк.
      ‒ Пожалуйста, мне срочно нужно с ним поговорить!
      ‒ Зачем? Ты забыла сказать ему, что он недостаточно хорошо для тебя? Или просто хочешь насладиться его страданием?
      Боже, Френк зол на меня как черт. Не сложно понять почему ‒ я только что бросила его друга без видимых на то причин. Уж точно Френк теперь был не высокого мнения обо мне.
      ‒ Пожалуйста, Френк. Мне надо с ним поговорить. Я... я возможно совершила большую ошибку. Ты ведь знаешь где он, не отрицай. Скажи мне, где он. Не ради меня, ради него!
      Френк только фыркнул и стал хрустеть пальцами:
      ‒ Ну, если что я тебе этого не говорил, но чисто случайно я знаю, что у его дяди есть рыболовецкая хижина за шоссе 55 в округе Шеннон. Будь мое сердце разорвано и растоптано девушкой, которую я люблю, то я бы непременно выбрал именно такое место, чтобы уединиться и попытаться забыть.
      ‒ Спасибо тебе, Френк! Я очень‒очень благодарная тебе!
      Я уже развернулся, чтобы помчаться к Лерою, как Френк остановил меня:
      ‒ Ой, Дейл?
      ‒ Да?
      ‒ Если ты хочешь увидеться с Лероем, чтобы вернуть все назад, то очень хорошо. И даже если ты хочешь лишь попытаться просто объясниться – все равно, все нормально. Думаю, ты заслуживаешь еще один шанс. Но если ты хочешь лишь делать вид, что он тебе нравится, чтобы потом вновь разбить его сердце, во второй раз... имей в виду, я могу гарантировать, что у тебя больше не останется ни одного друга во всем кампусе! Лерой хороший парень, и никто не потерпит, чтобы ты снова играла его чувствами.
      Я не знал, как ответить, поэтому я просто развернулся и ушел. Машина Дженни стояла у моего дома, так что я просто взял ключи из ее тайника и на полной скорости помчался туда, где, по словам Френка, мог находиться Лерой. Пока я ехал, я думал о словах Френка, что если я опять раню Лероя, то у меня больше никогда не будет друзей во всем кампусе. Правда, для меня его слова больше смахивали на пустые угрозы, которые он использовал чтобы защитить друга. В конце концов, большинство моих друзей в кампусе были нашими общими с Лероем друзьями, и они уже сейчас ненавидели меня, так что, я особо не рисковал. Мне скорее всего придется начать новую жизнь, с новым кругом общения, так что, Френку можно было бы и не распаляться. В конце концов, если ничего не выйдет, то что же, значит меня уже ничего не будет держать в этом месте.
      Потребовалась целая вечность, чтобы найти эту уединенную хижину, где‒то в глуши, за проселочной дорогой. Но мне в конце концов это удалось. Эта лачуга выглядела довольно жалко, казалось, в ней жил какой‒то отшельник, вдали от цивилизации и людей. Неподалеку было небольшое озеро, видимо то самое, в котором дядя Лероя удил рыбу. Я постучал по железной гофрированной двери. Так как никто не открывал, я решил сам ее открыть и войти внутрь.
      Внутри было очень темно. Мои глаза не сразу привыкли к такому освещению. Кругом была грязь. Из мебели была только кровать и стол, на котором валялись рыбные потроха и различные инструменты. В углу я заметил странный аппарат. Внимательно его рассмотрев, я понял что это самый настоящий самогонный аппарат! Честное слово ‒ самогонный аппарат! Очевидно, дядя Лероя здесь не только рыбу ловил.
      Тут, в дверях показалась тень – это был Лерой. Он нес удочку и несколько пойманный рыбешек на веревке. Он выглядел просто ужасно – небритый, грязный, и все в тех же рваных штанах, в которых я его видел в нашу последнюю встречу. Должно быть, он здесь с того самого злополучного дня нашей размолвки. Он, вероятно, не мылся уже много дней и питался одной рыбой, которую ловил. Мне было очень неприятно видеть его в таком состоянии; кто позаботится о нем? Увидев меня, он застыл от изумления.
      ‒ Дейл? – прокричал он с большим удивлением, но тут же его шокированное выражение лица стало выражать подозрительность и недоверие – Что ты здесь делаешь?
      ‒ Лерой, нам надо поговорить.
      ‒ Хм, ну, говори...
      Он ничем не рисковал. Было очевидно, что он боится еще раз обжечься.
      ‒ Лерой, этот разговор будет непростым. Нам лучше сесть.
      Он указал мне на кровать, а сам разместился напротив меня, на каком‒то оранжевом ящике в углу. Он взял со стола кувшинчик и сделал глоток чего‒то, видимо очень крепкого, т.к. после этого его лицо изобразило тяжелую гримасу. После чего он предложил и мне отхлебнуть. Это была «белая молния» [Прим. переводчика: white lightning ‒ "белая молния", или "кукурузное виски" ‒ самогон, особенно популярен в горных районах южных штатов].
      Я отказался.
      ‒ Дейл – начал Лерой – Я много думал. И много пил. Пил и думал, думал и пил. Слушай, если ты говоришь, что все кончено, значит все кончено. Думаю, я как‒нибудь справлюсь с этим и буду жить дальше. Но скажи мне правду, просто правду, я больше ничего не прошу. Ты сказала что хочешь разорвать наши отношения, будто тебе нравится кто‒то другой, но мне в это не верится. Ты никогда не говорила о других мужчинах, никогда не упоминала о предыдущих бой‒френдах, не фанатела от каких‒нибудь знаменитостей. Мне кажется, что я заслуживаю знать, в чем я провинился перед тобой. Что я такого сделал, что ты захотела расстаться со мной?
      Я взял его за руку. Он не сжал в ответ мою, но и не стал отдергивать.
      ‒ Лерой, дело не в тебе. Я... Я думаю, что не хотела рвать с тобой отношения. Но... У меня есть прошлое. Тайна. Что‒то такое, чего бы ты никогда не понял.
      ‒ Да Господи ты боже мой, Дейл! ‒ он уже просто орал ‒ Ничего, НИЧЕГО, в твоем прошлом для меня значения не имеет! Меня абсолютно не заботит, чем ты занималась в прошлом. Все, что для меня имеет значение ‒ это ты! Прошлое не имеет никакого значения!
      ‒ Имеет. Ты бы возненавидел меня. Я знаю это точно.
      Лерой отчаянно завопил:
      ‒ Дейл, я люблю тебя. Я люблю тебя! Я... Я даже думал, что может быть, когда‒нибудь... что ты станешь моей женой. Это не просто страсть, Дейл. Если ты не испытываешь ничего подобного, то ладно, я как‒нибудь переживу. Не волнуйся, руки на себя накладывать я не собирался. Только вот не надо гнать мне какую‒то херню про «глубокую страшную тайну». Думаю, после все что было, я, по крайней мере, заслуживаю более убедительной отмазки.
      ‒ Лерой, я – мужчина!
      Лерой посмотрел мне в глаза с презрением:
      ‒ Сначала ты бросаешь меня, потом несешь какую‒то ахинею. Уйди, просто уйди! Слышишь? Проваливай!
      ‒ Лерой, успокойся и слушай. Не говори ничего, просто слушай.
      И я все ему рассказал. Начиная с того самого дня, когда Дженни договорилась со Стивом о свидании. Я рассказал ему абсолютно все. О моем свидании со Стивом, о первой встрече новоявленной девушки Дейл с хорошим парнем Лероем, о тех непонятных чувствах, которые этот парень вызвал в душе девушки Дейл. Рассказал я и про эстрогены, и про имплантанты, про Дженни и Джона ‒ все. Закончил я свое повествование тем, что вручил ему фотку, которую я нашел в старой коробке из‒под обуви. Это была фотка, которую Джон сделал за неделю до того, как я впервые переоделся в женскую одежду. Это был я. Точнее, мужское я.
      Лерой не двигался в продолжение всего моего рассказа; только несколько раз отхлебывал из кувшина. Он долго, очень долго смотрел на мою фотку.
      ‒ Глаза... – наконец произнес он.
      ‒ Что?
      ‒ Эти глаза... Все остальное изменилось, но лишь глаза остались прежние. Зеркало души...
      Он долгое время сидел тихо и неподвижно, глядя на фото. Наконец, я не выдержал:
      ‒ Лерой...
      ‒ Что это такое, ты, сучка?! Или, правильнее говорить «сучонок»?! – и Лерой разразился смехом, диким, страшным смехом.
      Слезы потекли из моих глаз.
      ‒ Лерой, у меня никогда и в мыслях не было сделать тебе больно...
      Лицо у Лероя выражало почти что безумие.
      ‒ Я был всегда уверен, что ты никогда не сможешь сделать ничего такого, чтобы я возненавидел тебя. Но чтоб я сдох если ты не доказала мне обратное. Заставить парня влюбиться в себя, забыв при этом упомянуть, что ты и САМ ЕБАНЫЙ ПАРЕНЬ!!!
      Я начал плакать.
      ‒ Прибереги это все для своего следующего лоха – сказал он презрительно – Подумать только, что я целовал тебя!
      И тут он стал издавать звуки, характерные для рвоты...
      ‒ Лерой... – я смотрел на него, надеясь услышать в его голосе хотя бы нотки сомнения, почувствовать хотя бы тень дружеского чувства, за которые я бы мог уцепиться.
      ‒ Я же сказал тебе проваливай!!!
      При этих словах он с большой силой ударил по столу, но что самое ужасное, он попал по рыболовным крючкам и поранил свою ладонь, в которую вонзились острия. Не раздумывая, я бросился помочь ему.
      Но он прорычал на меня, прямо каким‒то животным ревом, в котором, однако, уже не чувствовалось прежней силы – думаю, он плакал:
      ‒ Проваливай! Просто уйди. Если ты в самом деле когда‒либо заботилась обо мне, то просто уйди и больше никогда не приближайся ко мне. Я никогда не смогу этого принять.
      Я медленно шел к машине, надеясь, что он окликнет меня. Но он этого не сделал.
     
      ‒ Я хочу, чтобы вы удалили эти груди к чертовой матери! Отрежьте их нахрен! Я их ненавижу!
      Я сидел в кабинете доктора Элис. Так как было очевидно, что Лерой никогда больше не полюбит меня, то меня выворачивало от одной мысли продолжать оставаться грудастым. Я намеревался вернуться к мужской жизни как можно скорее, и удаление этих сисек было делом первоочередной важности.
      ‒ Успокойся, Дейл. Пожалуйста, расскажи, что случилось.
      ‒ Что случилось? Все случилось! Я думаю, что влюбился в парня, который меня ненавидит, я парень с сиськами и мне придется сменить место учебы, оставив все, что я сейчас имею, позади! Моя жизнь В ЖОПЕ! Я не хочу больше носить эту грудь! Я читал все юридические документы, касающиеся этих имплантантов – в любой момент, по желанию пациента, врач обязан удалить их. Этого требует закон.
      ‒ Дейл, осталось всего несколько недель до окончания опытного тестирования...
      ‒ Черта с два! Мне насрать на ваше "опытное тестирование"! Не вам же приходится с этим жить!
      ‒ Дейл, успокойся и послушай меня. Каждый день, сотни людей ложатся под нож хирурга, чтобы увеличить грудь, или изменить форму носа, или сделать липосакцию или что угодно, что они считают решением своих проблем. Правда в том, что 80 процентов из них не получают желаемого удовлетворения. Когда у людей имеется какая‒то психологическая проблема, они считают, что хирург может ее исправить. Но это не выход из ситуации, и уж точно не следует принимать подобные решения, находясь в таком подавленном состоянии, в котором ты сейчас находишься.
      ‒ Хм, доктор – ответил я с раздражением – Что же вы не толкнули подобную речь тогда, когда убеждали меня в необходимости поставить эти имплантанты, а? Или вы уже не помните?
      Доктор Огер выглядела немного виноватой, может быть, она сама сожалела, что предложила мне поставить эти имплантанты.
      ‒ Послушай, Дейл. Я не говорю, что ты не можешь их удалить. Я лишь хочу, чтобы ты немного остыл и хорошенько подумал, что ты просишь. Я не могу вот так сразу назначить операцию прямо сейчас, это все равно что найти первого свободного хирурга, который разрежет тебя как попало. Такие операции не делаются на скорую руку. Приходи через неделю и я посмотрю, как изменится твое решение.
      ‒ Мое решение, доктор, сводится к тому, что вам лучше назначить мне операцию, и лучше вам сделать это прямо сейчас! Это закон, я имею право. Вы не можете заставить меня продолжать эксперимент вашего знакомого против моей воли!
      ‒ Да, согласна. Но я могу сказать, что у тебя сейчас сильная лихорадка и проводить операцию в таких условиях противопоказано. И закон будет на моей стороне.
      Я был просто в шоке!
      ‒ Вы хотите сказать, что фактически будете лгать, чтобы держать меня с этими сиськами? Вы спятили?! Я вас засужу! Можете попрощаться со своей лицензией!
      ‒ Дейл, я делаю это ради тебя.
      ‒ Все так говорят. Хм, все те люди, которые якобы делали все ради меня, разрушили мою жизнь. Только зря с вами время потерял, увидимся в суде.
      Элис посмотрела на меня с беспокойством и некоторой жалостью, и, когда я выходил из ее кабинета, сказала:
      ‒ Приходи через неделю.
     
      Я ехал домой весь на взводе, предвкушая свою месть доктору Огер. Подумать только, она наплевала на мое законное требование прервать это долбаное «опытное тестирование»! Да кем она себя возомнила?! Я уже начал составлять в уме письмо к ее начальству с требованием увольнения.
      Но сперва, надо сделать кое‒какие неотложные дела. Приехав домой, я прямиком направился в свою комнату и запер дверь на замок. Потом я разделся догола. В зеркале отражалось совершенно женское тело, если, конечно, не считать маленького сморщенного пениса: длинные волосы, грудь, гладкая кожа. Но я все исправлю! Первым делом, я достал специальный бандаж, который закрепил на своей груди и затянул как можно туже. Он не мог скрыть мою грудь до такой степени, как мне хотелось, но что поделать... Ну ничего, как говорится, встречают по одежке, вот ею мы и займемся. Я заставил Дженни привезти мне немного вещей из моего старого мужского гардероба. Первым делом, я надел белую мужскую рубашку. Затем, я натянул пару широких мужских брюк. Я закончил наряд черными носками, мужскими же туфлями и галстуком. Вуаля! Теперь я выглядел как... теперь я выглядел как... как женщина, переодевшаяся в мужскую одежду.
      Рубашка едва застегивалась на груди. Даже с бандажем, у меня отчетливо выделялась роскошная грудь. Из‒за нее мой галстук располагался под углом примерно в 15 градусов по отношению к телу! Штаны, хотя и обтягивали бедра, плохо держались; я сильно сбросил вес за этот год, и даже с поясом было трудно отрегулировать штаны на талии. Единственное, что мне подошло из одежды, были туфли. Мои ногти все еще были накрашены, волосы длинные, черты лица тонкие и изящные. Было глупо надеяться, что простая смена гардероба может перечеркнуть целый год женской жизни. Что же мне делать? Я задумался. Так, если доктор Огер позволит мне удалить имплантанты на следующей неделе, и если она также выпишет мне мужские гормоны, и если я, в свою очередь, смогу найти место, где можно перекантоваться какое‒то время, то тогда, возможно, я смогу в конце концов вернуться к мужской жизни. Что‒то слишком много «если»... Одно было очевидно – мне нет смысла наряжаться в мужскую одежду прямо сейчас; в ней я выглядел очень нелепо.
      ‒ Ты выглядешь очень нелепо ‒ я услышал голос за спиной.
      Обернувшись, я увидел того, кто произнес эти слова. Это был Лерой! Он бесшумно подошел к моей спальне и наблюдал за моими переодеваниями все это время. Было видно, что он, наконец принял душ, побрился, протрезвел. Он напомнил мне того самого Лероя, который много месяцев назад приехал ко мне в первый раз, чтобы отвезти в кино. Только рука его была перевязана в том месте, где он поранил ее о рыболовные крючки.
      Моим первым инстинктивным порывом было броситься в его объятия, но я удержал себя. Я не знал, зачем он пришел, и мне было невыносимо от мысли, что я попытаюсь его обнять, а он меня оттолкнет.
      ‒ Лерой... – почти шепотом произнес я.
      ‒ Эй, Дейл – сказал он спокойным голосом – Я тут проезжал мимо, не хочешь прокатиться со мной?
      ‒ Да! – с восторгом прокричал я. Я знал, что сейчас было не время для выражения своих чувств, но какого черта: несмотря на все, несмотря на здравый смысл, Лерой здесь, снова! Он вернулся!
      ‒ Окей. Только, ради бога, надень что‒нибудь более подходящее.
      Лерой вышел из команты и я начала переодеваться. Я сразу же сняла все свои мужские вещи и, без малейшего колебания, швырнула их в мусорную корзину. Я знала, что мне надо делать: если Лерой хотя бы отдаленно допускает мысль о том, что у нас еще что‒то может сложиться, мне надо действовать без промедления. Чулки в сеточку, высокие шпильки, мини‒юбочка, топик на бретельках – я хочу выглядеть максимально соблазнительно! Я надушилась волнующим ароматом, сделала яркий макияж и, хихикая, посмотрела в зеркало – я выглядела почти как портовая шлюха. Только лучше, скорее как очень дорогая элитная проститутка. Очень соблазнительно и крышесносяще – только это мне и нужно. Лерой должен знать, что я оделась так только ради него одного.
      Лерой стоял у машины и, увидев, что я вышла, жестом указал мне идти к машине. Когда я уселась, он также молча тронулся с места. На мой вопрос, куда мы едем, он лишь ответил «прокатиться».
      Я была разочарована и немного напугана. Похоже, Лерой даже и не заметил моих стараний с одеждой. Куда мы едем, что у него на уме? Он, казалось, не слышал всех моих вопросов и все попытки поговорить оканчивались ничем. Я стал подозревать, что он не хотел мириться. Может быть, он просто хотел поговорить? Может быть, он хотел прояснить для себя какие‒то вещи? Предложить нам оставаться просто друзьями? А может, все прозаичнее и он хотел взять с меня слово, что никто и никогда не узнает, что он встречался с парнем? А я вот сижу тут, разодетая как шлюха, что, понятное дело, не улучшит его мнения обо мне.
      После долгой дороги, полной всех этих тягостных мыслей, мы, наконец, приехали в конечный пункт нашего пути. Это была та самая рыболовецкая хижина; он выбрал другой маршрут, поэтому я узнала это место только тогда, когда мы приехали. Но что нам было здесь делать? Ответ напрашивался сам собой ‒ ему было стыдно за меня, он не хотел, чтобы его видели рядом со мной... Он просто хотел поговорить со мной в месте, в котором нас никто не увидит. Ему было невыносимо появляться со мной на публике.
      Лерой молча пошел в хижину, и я поплелась за ним. Внутри было все еще темно, поэтому Лерой зажег свечу. Когда мои глаза попривыкли к такому освещению, я не поверила своим глазам – грязная лачуга была прибрана и вычищена. От рыбных потрохов и всех этих рыбацких прибамбасов не осталось и следа. На столе была постелена скатерть. Кувшин с самогоном был заменен бутылкой шампанского и двумя бокалами. Постель теперь была застелена чистым свежим бельем. На подоконнике, в вазочке, красовалась одна розочка.
      Все это могло означть лишь одно. Когда я повернулась к Лерою, то, перед тем, как я успела что‒либо сказать, он поцеловал меня. Все, что мне хотелось в этот момент, это повиснуть в его объятиях и забыть обо всем на свете, но тут он мягко отпрянул от меня, держась на расстоянии вытянутой руки.
      ‒ Дейл, я все еще тебя люблю. Всю прошлую ночь я старался возненавидеть тебя. За то, что ты меня бросила, за то, что ты меня обманула. Но я так и не смог. Точно также, как человек не может заставить себя влюбиться, он также не может заставить себя разлюбить. Это не зависит от нашего разума, все идет от сердца. Как я не старался гнать от себя мысли о тебе, мне все равно хотелось лишь одно – поехать к тебе. И именно так я и сделал. И подумал, что после всего этого, мы, в конце концов, имеем право на романтический вечер вдвоем.
      И он снова поцеловал меня. Он держал меня в своих объятиях, по‒видимому, не замечая слез радости, которые наполнили мои глаза. Но затем он сказал нечто, что почти разрушило мое счастье:
      ‒ Однако, я знаю Дейл, что ты, на самом деле, никакой не мужчина.
      Я решительно отпрянула от него. Боже, он не хочет это принять! Он пытается делать вид, что ничего не случилось.
      ‒ Лерой, ‒ начала я неуверенно — мне бы очень хотелось, чтобы ты был прав, но, к сожалению, я все‒таки мужчина.
      ‒ Да неужели? – спросил весело Лерой, притягивая меня назад – Тогда почему ты так одет, а? Мужчины не носят чулки и топики на бретельках и не красятся.
      Я пришла в некоторое замешательство:
      ‒ Ну да, конечно, но...
      Лерой целовал мое лицо:
      ‒ Если ты мужчина, то где твоя щетина на лице?
      ‒ Ну... у меня, эм.. нет растительности на лице.
      Поцелуи Лероя опустились ниже, к моей шее:
      ‒ И если ты мужчина, то почему твоя кожа такая нежная и шелковистая?
      Моя шея была моим самым эрогенным местом. Его поцелуи просто парализовали меня, я могла лишь стонать от удовольствия.
Поцелуи Лероя становились более интенсивными. Я начала возбуждаться. Лерой снял с меня топик, обнажив мою грудь. Он стал играть с моими сосками, зажимая их между своих пальцев, чем приводил меня в бурный восторг; мои ноготки вцепились в его спину; я хотела, чтобы он залез на меня.
      ‒ Если ты мужчина, то что это такое?
      ‒ Это... это мои буфера...
      ‒ У мужчин не бывает буферов.
      Затем он начал выделывать с ними что‒то такое, что я уже не могла нормально разговаривать от наслаждения. Слава Б‒гу, доктор Огер не позволила мне удалить их!
      Лерой развернул меня лицом к кровати, сам пристраиваясь сзади. Он крепко держал меня, покрывая поцелуями шею, плечи, играя с моей грудью. Он снял свою рубашку и прижался голым торсом к моей спине. Где‒то на дне своего сознания я понимала, что, очень скоро, он таки убедится, что я действительно мужчина, но я не смела прерывать его. Будь что будет, пусть у меня останется хотя бы это мимолетное воспоминание.
      Лерой стянул юбку и трусики. Все, что на мне было одето, это чулки, шпильки, и тот самый маленький бандаж для скрытия моей истинной половой принадлежности. Лерой схватился за край этого бандажа и резко сорвал его заднюю часть, которая прикрывала мой зад. Мой пенис все еще был не виден взору.
      ‒ Дейл, меня не интересует кем ты была рождена. Все, что я знаю, так это то, что мужчина из тебя получится паршивый, но вот женщина ты роскошная. Я люблю тебя. Я люблю тебя так, как мужчина любит женщину. Все что мне нужно, это ответ на один простой вопрос, все остальное не имеет никакого значения: ты меня любишь?
      Я уже чувствовала его твердый горячий пенис, упиравшийся в мою расселину:
      ‒ Да, Лерой. Да... да! О, Лерой, да! Мой Б‒г – да! О, да, о, да, О ДА!!!
     
      Эпилог: Три года спустя
     
      Я сидела в гостиной у Дженни, в ее новом доме, замерзая в банном халате.
      ‒ Дженни, поторопись! Церемония начинается уже через несколько часов, надо делать макияж и укладку, а у нас еще конь не валялся!
      ‒ Попридержи коней, Дейл, не капризничай, я уже иду. Не будь такой нетерпеливой!
      Дженни вошла в комнату, неся с собой большой набор косметики.
      ‒ Ну извините! – отвечала я, притворяясь сердитой ‒ Замуж, знаешь ли, не каждый день выходят!
      Дженни с улыбкой покачала головой:
      ‒ Ну, если честно, то я уж думала что вы с Лероем никогда не решитесь связать ваши отношениями узами брака. Думаю, вам уже давно пора.
      Я покраснела от смущения:
      ‒ Мы хотели дождаться окончания учебы. К тому же, я не могла выйти замуж по закону пока, ну, ты знаешь... до этой операции.
      ‒ Да, я знаю. Ну... ты позволишь мне посмотреть на результат этой операции?
      ‒ Дженни! – я была просто шокирована тем, что она могла такое даже предложить.
      ‒ Ой, да ладно тебе, Дейл. Ты ведь больше мне не брат, верно? Ну, пожалуйста! Только один разок взгляну и все. Я просто умираю от любопытства!
      Я вздохнула и встала. Сделав глубокий вдох, я распахнула перед Дженни халат. Несмотря на то, что я живу как женщина уже почти 4 года, мне все еще неловко обнажаться перед своей старшей сестрой.
      Дженни внимательно осматрела мое тело. Мою упругую грудь, мой плоский живот, мои округлые бедра. Но больше всего ее интересовало то, что у меня между ног. Мне больше не надо было носить бандаж, чтобы скрывать свой пенис. Все, что было на этом месте теперь, так это немного мягких волосков и влажная, нежная и мягкая расселина, доступная лишь моему мужчине. Пометка "ЖЕНСКИЙ" в графе «пол» в моих документах теперь уже не была ошибкой.
      Дженни изумленно качала головой:
      ‒ Вау! Эти хирурги просто волшебники! Ну так, эмм, вы оба, как бы это сказать, уже использовали твой новый орган?
      Я опять закуталась в халат и смущенно ответила:
      ‒ Нет. Потребовалось так много времени, чтобы эта дырочка зажила после операции, да и свадьба уже была близка, в общем, мы решили приберечь премьеру до первой брачной ночи. Я знала, что у Лероя хватит сил дождаться медового месяца. И, к тому же, я с полным правом могу надеть белое платье невесты, ведь я выхожу замуж невинной!
      Дженни начала делать мой макияж. Когда они меня красила, я вспоминала, как несколько лет назад она красила меня в первый раз, незадолго до свидания со Стивом. Боже, сколько всего изменилось с тех пор.
      Затем, Дженни помогла мне надеть платье. Когда она одевала меня впервые, это было черное строгое платье‒футляр. Теперь же это было белоснежное подвенечное платье. Оно имело очень глубокое декольте и оставляло мои плечи оголенными. Я надела старинную серебряную цепочку на шею. Что‒то старое. На этой цепочке висел, периодически исчезая в ложбинке моей груди небольшой медальончик ‒ свадебный подарок Дженни. Внутри него лежал фотография, на которой была я с Лероем, которую Джон сделал в тот самый день, когда Лерой сделал мне предложение. Что‒то новое. На моих ушах красовались сережки Дженни. Что‒то чужое.
      Что касается чего‒то голубого, то Дженни закалывала это что‒то в моих волосах. Вот уже полтора года, как я не ношу длинные волосы, с более короткими мне лучше. Да и почему бы и нет? Я уже выгляжу достаточно женственно, чтобы не заморачиваться с длинными волосами. Именно Дженни предложила мне вдеть цветки в волосы. Так, голубая фиалка украсила мои волосы. Кольцо на пальце завершало картину счастливой невесты.
      Когда мы обе убедились, что я выгляжу идеально, Дженни уделила время и себе. Она была просто очаровательна в своем платье свидетельницы со стороны невесты. Уже никто и не вспоминал о ней как о «несчастной бедняжке с изуродованным лицом». Наконец, мы обе были готовы.
      ‒ Ты выглядешь просто чудесно, сестричка – улыбаясь, сказала Дженни.
      Сестричка. Думаю мне еще предстояло привыкнуть к этому. Я мельком взглянула в зеркало – я смотрелась так невинно, так мило – как и следует выглядеть невесте.
      ‒ Ты тоже выглядешь очень‒очень хорошо, Дженни.
      Дженни вздохнула:
      ‒ Вечная подружка невесты...
      Я обнял ее:
      ‒ Не переживай, твое время еще придет.
      ‒ Да, мое время пришло. – отвечала она рассеяно, о чем‒то задумавшись.
      ‒ Что ты сказала?
      Дженни вздрогнула:
      ‒ Эмм, я сказала... а... да, время придет...
      ‒ Нет, ты сказала что оно уже пришло! Что ты имела в виду?
      Дженни казалась взволнованной:
      ‒ Ну...
      ‒ А ну давай колись!
      ‒ Ладно, только я ничего не говорила! Джон сказал, что это особенное время для вас с Лероем, и все внимание сейчас заслуживаете вы. А нам следует пока повременить.
      ‒ Дженни, ближе к делу!
      ‒ Вобщем... Джон сделал мне предложение на прошлой неделе. Он сказал что мы объявим о предстоящей свадьбе на следующей неделе. Но разве я могла удержать это в секрете от своей любимой сестренки? Надеюсь, ты будешь моей свидетельницей на нашей с Джоном свадьбе?
      ‒ О Дженни... – я была так рада за нее, я только обнимала ее крепко‒крепко, а на глаза стали наворачиваться слезы.
      ‒ Все, успокойся, Дейл. Хватит плакать, а то твоя тушь потечет.
     
      Это была сказочная свадьба. Я знаю, все так говорят о своих днях свадьбы, но это и в самом деле было так! Я не могла и представить для себя более идеального, солнечного дня для свадьбы на открытом воздухе. Лерой предложил устроить свадебную церемонию на опушке леса, перед той самой рыбацкой хижиной, в которой я впервые ему отдалась. Местность была украшена цветами, собрались все наши друзья. Френк – бывший сосед Лероя и прекрасный человек, Дженни ‒ свидетельница со стороны невесты. Рея – жена фокусника и доктор Огер – мои подружки невесты. Джон – свадебный фотограф, ну и кто же еще смог бы организовать хорошую музыку на свадьбе, как не здоровяк Смег? Бедняга, ему пришлось исколесить три штата, чтобы найти смокинг своего размера.
      И вот, Смег включил свадебный марш. Я, с букетом в руках, пошла к алтарю, заняв свое место рядом с женихом, и представ перед священником:
      ‒ Дорогие возлюбленные. Мы собрались здесь, перед лицом Господа, чтобы стать свидетелями того, как эти мужчина и женщина соединят себя священными узами брака...
      Женщина. Невеста. Сестра. Так много новых слов, обращенных ко мне.
      ‒ Берешь ли ты, Лерой Джеймс Браун, эту женщину в законные супруги, клянешься ли любить и заботиться о ней с этого дня и пока смерть не разлучит вас?
      ‒ Клянусь
      Голос Лероя, хорошо поставленный театральным прошлым, звучал твердо и уверенно.
      ‒ Берешь ли ты, Дейл Реймонд Симпсон, этого мужчину...
      Когда упомянули мое среднее имя, из публики послышался приглушенный смешок. После всей бумажной волокиты и всех бюрократических проволочек, через которые мне пришлось пройти, чтобы закрепить законом свою принадлежность к женскому полу, я попросила Лероя позволить мне сохранить мое среднее мужское имя. Оно было напоминанием, единственным напоминанием о том парне, которым я когда‒то была. В конце концов, я прожила тем парнем 18 лет своей жизни, и было бы не совсем правильным просто взять и вычеркнуть ту часть жизни из памяти. Лерой согласился; он сказал что это имя будет напоминать ему о той жертве, на которую я пошла ради того, чтобы быть с ним.
     
[Прим. переводчика: американцы, обычно, имеют два имени и фамилию. Например, Maria Josefina Baez, Elvis Jones Smith и т.п. Среднее имя как‒бы необязательное, и часто не используется, или сокращается. Следует также не забывать, что такое "второе имя" ‒ это ни в коем случае не аналог русского отчества. Так что, у мужчин оно мужское (как в примере выше Jones ‒ Джонс), а у женщин, соотвественно ‒ женское (Josefina ‒ Жозефина). Т.о., у главной героини Дейл, "среднее" имя Реймонд осталось мужским]

      ‒ Таким образом, властью, данной мне, я объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.
      Поцелуй Лероя был нежным, очень нежным, как в тот первый раз, когда он поцеловал меня на сцене после «Летней ночи». Это был мой первый поцелуй в качестве замужней женщины. Меня теперь целовал мой муж.
Вот так вот и заканчивается история о том, как "всего лишь один день из твой жизни" изменил всю дальнейшую судьбу. Это также история о моей сестре, которая поняла, что может быть любима такой, какая она есть. И о том, как я влюбился в мужчину моей мечты. Как сказал Шекспир:
      «Друзья мои, да озарит вам сердце
      Счастливая любовь!»
     
      Ни добавить, ни убавить...